Однако под всеми состояниями, как мне кажется, есть суть нашего «я», основанная целиком на восприимчивости. Некоторые исследователи называют ее самостью, по-английски ipseity – от латинского слова ipse, означающего «сам». Самость – это наша «таковость»[47], или существенное качество, обусловливающее проявление каждого из наших состояний. Многим сложно представить такое восприимчивое внутреннее «я», не говоря уже о том, чтобы его ощутить. Но это самая главная часть личности, скрытая под нарративом и памятью, эмоциональной реактивностью и привычками. Именно благодаря ей мы в силах приостановить внешние воздействия, идущие сверху вниз, и приблизиться к тому, что называют сознанием начинающего. Когда Мэтью сказал, что нашел надежное место внутри себя, он описывал восприимчивое «я», расположенное под многочисленными повседневными состояниями «я». Это «я» может стать внутренним убежищем, открытым происходящему и принимающим все аспекты личности под покровом сознания.

По опыту, моему и многих других, работа над созданием объектива, позволяющего заглядывать в сознание, предоставляет нам доступ к данной восприимчивой части нашей личности, лежащей под уровнями адаптации и над нашим состоянием в конкретный момент. Расширяя сознание, мы начинаем осознавать умственные действия, включая различные состояния, просто как ментальную активность, а не как совокупность личности. Оставаясь в «центре» сознания, мы добиваемся ощущения открытого «я», повернутого лицом к миру новых возможностей, и создаем необходимые условия для интеграции состояний.

Шло время, и Мэтью стал встречаться с другими женщинами: они казались ему интересными и привлекательными, а не только неприступными. Через много месяцев внутренней работы и терапии его чувства изменились. Теперь в отношениях он делал акцент на единение, а не на стремление соблазнить и завоевать, как раньше. В конце концов он нашел ту единственную девушку и сейчас учится жить с неопределенностью, которую подразумевает истинная близость. Став частью «мы»-союза, Мэтью вынужден ощущать свою уязвимость и оставаться в настоящем, а не «бить, убегать или замирать». Его чувство стыда все еще периодически проявляется в различных ситуациях, но теперь Мэтью замечает его до того, как начинает действовать. Мы оба уверены, что сейчас Мэтью способен вступить в счастливый союз с женщиной – и с самим собой, – который он уже давно заслужил.

Дениз вошла в мой офис походкой, в которой читались чувство защищенности и уверенность в себе. За ней, шаркая и медля, тенью проследовал муж Питер. По его опущенному взгляду было видно, что он подавлен. Они пожаловали ко мне на первый сеанс терапии для супружеских пар. Дениз сидела на стуле прямо, а Питер ссутулился на диване и сразу подобрал большую подушку, положив ее на колени в качестве щита. Не нужно быть психиатром, чтобы понять: у них имелись проблемы.

«Он размазня, – заявила Дениз. – А еще меня тошнит от того, что ему нужна постоянная поддержка!»

Питеру как будто не хватало дыхания, когда он говорил, но это не помешало ему сделать выпад: «Наш брак – фикция. Я женился на женщине-нарциссе. Чем я вообще думал?»

Вы, вероятно, решили, и не без основания, что при той явной враждебности, которые Питер и Дениз стали демонстрировать прямо с порога, их отношения уже не подлежали «ремонту». Но под маской гнева и разочарования я почувствовал грусть, одиночество и даже некий порыв, способный побудить их изменить сложившуюся ситуацию.

Дениз и Питер поженились десять лет назад, им обоим было около сорока лет, и они оба строили карьеру. Дениз работала архитектором, а Питер преподавал в ведущей музыкальной консерватории и периодически выступал с концертами. В их браке родилось двое детей, которых, по их словам, они любили, но из-за них беспрестанно ругались.

Дениз и Питер уже пробовали психологические консультации для пар, но обнаружили, что их попытки «открыть линии коммуникации» ни к чему не привели. Тогда Дениз заявила, что следующую встречу они назначат уже со своими адвокатами, чтобы начать бракоразводный процесс. Тем не менее ради детей они хотели еще раз попробовать наладить отношения, и один друг предложил им связаться со мной.

Дениз продолжала озвучивать жалобы на мужа. Ей казалось, что поначалу у них все шло хорошо, но с годами она поняла, что Питер очень не уверен в себе и слишком требователен. Она была так настойчива и так убеждена в своей правоте, что у меня в голове прямо-таки замигала неоновая вывеска: «Он болен и нуждается в помощи». Дениз всегда знала, что Питер эмоционален, но до появления детей не понимала, что на самом деле он слаб. Он не мог или не хотел давать отпор двухлетней дочери, вившей из него веревки; он терпел детские вспышки раздражения, на которые у Дениз не было времени. Она жаловалась, что ее муж не лучше их пятилетнего сына. «Он воркует, договаривается и наставляет, а мальчик его просто игнорирует и даже не принимает за настоящего взрослого! Он должен просто велеть детям замолчать и делать то, что сказано! – заключила она. – Я потеряла к нему последнее уважение. Как можно быть таким мягкотелым и внушаемым?»

Питер связывал свои опасения с чувством изолированности в паре: «Дениз слишком независимая и решительная. Она не дает спуску ни детям, ни мне. Она никогда не относилась ко мне с теплотой и ведет себя как бездушная начальница». Питер добавил, что чувствует себя одиноким и брошенным женой, а ему хотелось бы ощущать больше теплоты и заботы. Говоря это, он не смотрел ни на меня, ни на Дениз. Он выглядел отчаявшимся и беспомощным.

Наш мозг – это социальный орган, и отношения с другими не роскошь, а необходимость для выживания вида. И Дениз, и Питер находились в состоянии глубокого дистресса. Их отношения были далеки от благополучных.

Каких результатов стоило ожидать от терапии? Мог ли кто-то из них – сам по себе или в паре – измениться настолько, чтобы вернуть отношениям утраченную гармонию? Иногда лучшее, что в силах сделать психотерапевт, – показать двум людям, насколько они не подходят друг другу, помочь им разойтись и двигаться дальше. Дениз и Питер больше не ощущали, что их чувствует партнер, если у них вообще когда-то возникало такое мнение. Осознание того, что ты живешь с человеком, знающим тебя, желающим соединиться с тобой и действующим в твоих интересах, – эта важнейшая составляющая отношений у них отсутствовала.

Прежде чем составить план терапии, я попросил Дениз и Питера прийти по отдельности. Я убедился, что они оба искренне надеялись спасти брак. Они не изменяли друг другу, не предавали друг друга, у них отсутствовали скрытые замыслы или убеждения, что брак обречен и ничего нельзя наладить. На совместных сеансах у них периодически проявлялись вспышки взаимного презрения и мстительности, способные обречь терапию на провал. Однако по отдельности я наблюдал у них неподдельное стремление исправить ситуацию; они пришли ко мне не просто ради детей.