— Так кто же убийца?

— Не знаю. Вероятней всего, его собственные приспешники.

— Но каков мотив? У вас есть доказательства невиновности вашего отца?

— Прямых доказательств нет. Зато есть запись, свидетельствующая, что отец не собирался убивать шейха. Держите. — Пьер протянул диск журналисту. — Сами все увидите. Отец хотел внушить шейху, что собирается его убить. Разговор у них вышел весьма содержательный. Кое-кто скажет, что убийство Фейсала произошло после съемки, но я считаю, что слова шейха заставят всех здравомыслящих людей усомниться в этом.

Эрик схватил диск:

— У кого хранилась эта запись? Почему вы раньше ее не показали?

— Запись хранил человек, который был в тот день с отцом. Это копия, оригинал отослали людям проповедника, чтобы дискредитировать его в глазах организации. Именно за это Фейсала и убили. Товарищ отца хотел обнародовать запись только после того, как разыщет его. Она не являлась формальным доказательством, зато могла укрепить террористов в желании выследить и убить Даниеля, чтобы он не заговорил.

— Почему этот человек не выступил сам?

— Кто бы ему поверил? Кроме того, он мог подвергнуть значительному риску других участников событий — людей, защищавших нас с мамой. Единственным верным решением было найти отца, а уж потом открыть правду. Вот только мы не думали, что ждать придется так долго…

Эрик был потрясен услышанным:

— Значит… ваш отец прошел через этот ад… ни за что. Его просто-напросто подставили.

В воздухе повисло тягостное молчание. Разговор произвел на обоих сильное впечатление.

— Как себя чувствует ваш отец?

— Я бы назвал его чудом исцеленным. Он спасся, но ему понадобятся отдых и вся наша любовь, чтобы окончательно прийти в себя.

— Почему он не сдается властям?

— Говорю вам: для правосудия запись не доказательство. Я не допущу, чтобы его допрашивали, он не выдержит дознания и суда. В любом случае честь и достоинство ему вернут не полиция и не суд. Я хочу, чтобы общественное мнение было полностью информировано, прежде чем вынесет вердикт. Я уверен, люди поймут истинную ценность моего отца.

— Что вы собираетесь делать?

— Полиция от нас не отстанет. Мы уедем, уедем далеко. И начнем жизнь с начала.

Искренне взволнованный, Эрик обдумал услышанное и вдруг улыбнулся.

— Думаю, я сумею остудить их пыл, — с хитрой улыбкой сообщил он.

Пьер удивленно поднял брови.

— Я покажу запись в своей передаче и расскажу вашу историю. А потом предложу сделку министру внутренних дел, чтобы он принял мою версию и отозвал своих ищеек.

— С чего бы ему соглашаться?

— Я знаю цену этому человеку, — рассмеялся Эрик. — Он предпочтет присоединиться к общественному мнению… если это будет ему выгодно. Кроме того, у меня тоже есть запись, которая может поставить министра в крайне неловкое положение. Эта запись доказывает, что пресловутое этическое чувство сего господина угасает, когда включается его честолюбие.

— Вы играете с огнем.

— Я не слишком рискую. Это дело в любом случае последнее. Я ухожу из профессии. Пора подумать о себе.

Произнеся последнюю фразу, Эрик решил позвонить Кларе, как только вернется домой.

* * *

Перед крыльцом остановились две машины.

Открылась дверца, появилась Бетти и на мгновение застыла на месте. Даниель смотрел на нее из сада.

От волнения оба лишились дара речи, ни один не мог сделать шаг навстречу другому. Слишком многое нужно было сказать и выстроить заново.

Соломон, Набиль, Витто и Бартоло со сдержанным волнением наблюдали за Даниелем. Этот момент истины принадлежал только ему и Бетти, не им. Пока нет.

Пьер наблюдал за происходящим, стоя у окна на первом этаже.

Наконец Бетти сделала первый неуверенный шаг вперед.

Даниель хотел было пойти ей навстречу, но ноги не слушались, и он остался ждать и смотрел на приближающийся силуэт жены, на очертания чуть постаревшего лица, а потом вдруг увидел улыбку и сияющие глаза.

Улыбка была грустной, взгляд умиротворенным.

Он раскрыл ей неловкие объятия, не зная, что их ждет впереди, но счастливый тем, что может прижать ее к себе.

Папа, мама, Пьер, я смотрю на вас оттуда, где нахожусь, и люблю вас.

Смерть — всего лишь слово, обозначающее отсутствие. Проходит время, но боль из-за моего неожиданного ухода не утихает.

Знайте, что время мы воспринимаем по-разному.

Для вас оно — жестокая, разъединяющая нас реальность. Череда часов, дней и лет.

Для меня — неуловимое мгновение, короткое, как ночь с чудесными сновидениями. Однажды, когда мы снова будем вместе, я вам их перескажу.

Я не так уж и далеко от вас. Я наблюдаю за вами, и объединяющие вас благородные чувства делают меня сильнее.

Эти эмоции, эта истина позволяют мне подняться еще выше, приблизиться к небесным огням, где подлинная ценность человека проявляется в самом чистом виде.

Там я буду ждать вас и радоваться, что вы старитесь, любя друг друга.

Не торопитесь. Вашим душам необходимо время, чтобы стать совершенными, обрести новое дыхание и долететь до меня.

Думайте обо мне, чтобы любить меня еще сильнее, и радуйтесь, зная, что я счастлив в ожидании.

Но не торопитесь. Время для меня — ничто.

Ночь.

Чудные сны.

А завтра вы будете рядом.

Благодарю всех, кого уже благодарил за мой первый роман, потому что они все еще со мной.

Благодарю моего брата Ролана Коэна — за его боевой дух.

Мою большую семью — тутошнюю и тамошнюю: Розину Дасилва, Джеки, Мишеля и Леона Азуле, Мод Бенаму, Клода Коэна, Армана Коэна, Эстель и Дова Коэн, Готферштейн Фэмили, Полоуин Фэмили.

Мою новую семью, самых первых читательниц и читателей за восторженные и часто трогательные отзывы и желание разделить со мной приключение:

Соню Ламазьер, Надин Ревер, Орели Капассо, Венсана Ширмера, Кристину Жорж, Корину Бонно, Ники и Брайса Д., Микаэля Ламброзо, Фанни Розе, Софи Бонвино и Сильви, Марка Букета, Меган Дрейфус, Софи Мазюрель, Эмелину Монтьялу, Орели Барб, Ванессу Де Хесус, Валери Кондет-Робен, Элен Атже, Марка Фурнье, Эрика Масса, Мишеля Ванесса, Жеральдину Бюссон и многих других, коих не могу перечислить поименно, потому что не записал имен и фамилий, за что они наверняка на меня обидятся.