— А почему бы и нет? Ей там очень нравится. И Черный Принц нам разрешил. — Брианна не поднимала глаз на мать.

Фарид подошел к Сажеруку.

— Что ей здесь надо? — шепотом спросил он. — Это служанка Уродины.

— А еще это моя дочь, — ответил Сажерук.

Фарид ошарашенно уставился на Брианну, но она не обратила на него ни малейшего внимания. Она приехала сюда ради отца.

— Десять лет! — Это звучало как обвинение. — Тебя не было десять лет, а теперь ты просто взял и вернулся? Все говорили, что ты умер! Что Змееглав сгноил тебя в своих застенках! Что поджигатели отвели тебя к нему за то, что ты не хотел выдавать им все свои секреты.

— Я их выдал, — сказал Сажерук без всякого выражения. — Почти все.

«И они ими воспользовались, чтобы устраивать пожары в другом мире, — добавил он про себя. — В другом мире, где не было двери, через которую я мог бы вернуться домой».

— Я видела тебя во сне! — Брианна заговорила так громко, что ее конь испуганно запрядал ушами. — Мне снилось, что латники привязали тебя к столбу и подожгли. Мне это снилось почти каждую ночь! До сегодняшнего дня! Десять лет я боялась ложиться спать — и вот ты здесь, живой и здоровый, как будто ничего не случилось! Где ты был?

Сажерук взглянул на Роксану и увидел в ее глазах тот же вопрос.

— Я не мог вернуться, — сказал он. — Не мог. Я пытался. Поверь мне.

Не те слова. Будь они сто раз правдой, звучали они как ложь. Он всегда это знал. Слова ни к чему не годны. Да, порой они звучат замечательно, но в самый нужный момент бросают тебя в беде. Нужных слов никогда не подберешь, да и где их искать? Ведь сердце немо, как рыба, как бы ни трудился язык, пытаясь наделить его речью.

Брианна повернулась к нему спиной и зарылась лицом в гриву своего коня, а солдат так и стоял у колодца, притворяясь пустым местом.

«Да, я бы сейчас тоже не прочь стать пустым местом», — подумал Сажерук.

— Это правда! Он не мог вернуться! — Фарид выступил вперед, словно желая его защитить. — Оттуда не было сюда пути! Сажерук говорит чистую правду! Он был совсем в другом мире — таком же настоящем, как этот. Миров очень много, они все разные, и все записаны в книгах!

Брианна повернулась к нему.

— Я что, похожа на маленькую девочку, которая верит в сказки? — с презрением спросила она. — Раньше, когда отец, бывало, исчезал так надолго, что мама вставала по утрам с красными заплаканными глазами, другие комедианты тоже рассказывали мне про него разные истории. Что он говорит с феями, что он сейчас у великанов, что он ищет на дне моря такой огонь, который не может затушить даже вода. Я и тогда не верила в эти россказни, но они мне нравились. Теперь они мне не нравятся. Я уже не маленькая. Давно. Помоги мне подняться в седло! — приказала она солдату.

Тот молча повиновался. Йехан уставился на меч, висевший у солдата на поясе.

— Оставайся обедать! — сказала Роксана.

Но Брианна лишь молча покачала головой и вскочила в седло. Солдат подмигнул Йехану, не спускавшему глаз с меча. И они поскакали прочь на своих конях, казавшихся слишком большими для узкой каменистой тропы, ведшей ко двору Роксаны.

Роксана увела Йехана в дом, а Сажерук так и стоял у курятника, пока всадники не скрылись за холмами.

Когда Фарид наконец нарушил молчание, голос у него дрожал и срывался от возмущения:

— Ты ведь правда не мог вернуться!

Сажерук пожал плечами, по-прежнему глядя вслед дочери.

— Мне иногда самому кажется, что все это был сон, — пробормотал он.

За их спинами раздалось тревожное кудахтанье.

— Черт, да где ж этот Пролаза? — Сажерук распахнул дверь курятника.

Белая курица метнулась мимо него на двор, а еще одна лежала в соломе с окровавленными перьями. Возле нее сидела куница.

— Пролаза! — зашипел Сажерук. — Проклятая тварь, говорил же я тебе: не смей трогать кур!

Куница подняла голову.

К окровавленной мордочке прилипли перья. Зверек распрямился, поднял пушистый хвост, подошел к Сажеруку и стал тереться о его ноги, как кошка.

— Нет, ты только погляди! — прошептал Сажерук. — Привет, Гвин.

Его смерть вернулась.

29 НОВЫЕ ХОЗЯЕВА

Угасает мирно царь,

Ибо знает: впредь, как встарь,

Самовластье на престоле

Будет чернь держать в неволе.

Генрих Гейне. Царь Давид[10]

Жирный Герцог умер на следующий день после того, как Мегги приходила с Фенолио в замок. Он скончался на рассвете, а три дня спустя Омбру заняли латники. Мегги была с Минервой на рынке, когда они въехали в город. После смерти свекра Виоланта велела выставить двойную стражу у городских ворот, но латников было столько, что стражники пропустили их в город без малейшего сопротивления. Во главе их ехал Свистун со своим серебряным носом, похожим на клюв, блестевшим так, словно он его специально отполировал для такого случая. Узкие улочки гудели от цоканья подков, а на рынке внезапно стало тихо. Выкрики торговцев, голоса женщин, теснившихся у лотков, — все смолкло в мгновение ока, когда Свистун придержал коня, неодобрительно глядя на толпу.

— Дорогу! — крикнул он.

У него был странный глухой голос, а впрочем, как еще может звучать голос, когда у человека нет носа?

— Дорогу посланцам Змееглава! Мы пришли сюда, чтобы отдать последний долг умершему герцогу и приветствовать на троне его внука и наследника!

Все молчали, но вдруг раздался одинокий голос:

— По четвергам в Омбре базарный день, так заведено испокон веку, но если их высокородия спешатся, они смогут пройти, куда им нужно!

Свистун попытался разглядеть говорившего, но тот исчез среди массы обращенных к пришельцам лиц. Толпа одобрительно загудела.

— Ах вот как! — крикнул Свистун в этот неясный гул. — Вы думаете, мы ехали через проклятую Чащу для того, чтобы здесь сойти с коней и протискиваться пешком сквозь толпу вонючих смердов? Без кота мышам раздолье. Но я привез вам новости. В вашем жалком городишке снова появился кот, и когти у него поострее, чем у прежнего!

И он без дальних слов повернулся в седле, поднял руку в черной перчатке, подавая знак своим всадникам, и погнал коня прямо на толпу.

Тяжелая тишина, повисшая было над рынком, разорвалась с треском, как полотняная простыня. Среди домов раздались крики. Из прилегающих улиц выезжало все больше закованных в броню всадников, похожих на железных ящеров, с опущенными забралами, из-под которых виднелись одни рты да поблескивающие в прорезях глаза. Бряцали шпоры, звенели поножи и латы, начищенные до такого блеска, что в них, как в зеркалах, отражались перепуганные лица. Минерва оттащила своих детей с дороги, Деспина споткнулась, Мегги хотела ей помочь, но поскользнулась на покатившемся под ноги капустном кочане и упала. Незнакомый человек успел поднять ее прежде, чем Свистун растоптал ее своим конем. Мегги услышала лошадиное фырканье над самым ухом, почувствовала, как шпоры вонзаются ей в плечо. Она метнулась за опрокинутый прилавок горшечника, где оказалась в безопасности, хотя и порезала руки осколками. Дрожа, сидела она среди побитой посуды, расколотых бочек, порванных мешков и беспомощно наблюдала, как топчут копытами тех, кому повезло меньше, чем ей. Многим всадники еще наподдавали коленом или древком копья. Лошади пугались, становились на дыбы и разбивали копытами горшки и головы.