– Так получилось. Он бросился защищать ее. Поэтому пришлось обороняться.

– И не страшно было приходить потом в больницу к отцу? Ведь вы же знали, что его будет допрашивать полиция. Он мог вас сдать, – поинтересовалась я.

– Я знал, что он не скажет правду. Все-таки репутация семьи. Но я пришел попросить у него прощения. Мне действительно было жаль. Я не хотел причинять ему боль. Эмоции взяли верх.

– И куда собирались бежать?

– Был вариант. Друзья могли помочь переправить меня в другую страну, даже подготовили документы. Но не судьба. Вы нашли меня раньше, чем я успел уехать.

– Где ты раздобыл капсулы?

– Купил на улице у знакомых.

– Нужны их имена.

– Я не помню. Мы с ними не знакомы.

– Это как – одновременно знакомые и незнакомые? – придралась я к словам.

«Кажется, по первому делу парень себя откровенно оговаривает. Недаром с подробностями проблема».

– Мне за них поручились друзья. К тому же эти ребята не местные. Наверняка давно уже не в Тарасове.

Головина в целом признание Вадима устроило. Меня же терзали серьезные сомнения. Еще бы улучить момент и пообщаться с ним по поводу умершей от передозировки Любочки… Но не при следователе. Я пока не готова с ним делиться историей братьев Лобановых.

Пока Вадим подписывал свои показания, я вышла в коридор. Мне по-прежнему многое было неясно в деле Гриши. Если у них с Вадимом были дружеские отношения, то почему у Гриши возникли подозрения, что его хотят убить? Он говорил о том, что за ним следили. И потом, почему после его смерти влезли в квартиру и забрали папку? Если парни просто поссорились, к чему весь этот спектакль с преследованием? И, честно говоря, Вадим бы не додумался до такого. Тот, кто придумал подменить витамины, человек с более высоким интеллектом, чем Вадим, которому бы бутылками махать.

В коридоре у палаты Вадима сидели его мать и брат. Тамара Николаевна посмотрела на меня. Ее взгляд меня слегка испугал. Словно это я совершила эти преступления и свалила на ее сына.

– Значит, он признался? – спросила меня она.

– Все вопросы к полиции. Я не могу вам ничего сказать. Скоро выйдет капитан Головин и поговорит с вами.

Я не стала дожидаться его и решила съездить к Кирьянову. Мне, как никогда, хотелось послушать его мнение.

Захватив по дороге кофе и пиццу, я приехала в кабинет к Володе, который зарылся в кипе бумаг.

– Не помню, чтобы когда-то в конце года я неделю сидел допоздна на работе.

– Тогда я думаю, что приехала вовремя. Держи, – я протянула Кирьянову кофе и половину пиццы. – Ешь и слушай меня. С Головиным я никак не могу это обсуждать. А вот ты меня послушаешь.

– В чем дело? – спросил Володя, заглатывая кусок пиццы. – Обычно ты не просишь у меня совета.

– Ты слышал, что Вадим Ковурский сознался в двух убийствах – Гриши и его матери?

– Значит, тебя можно поздравить с окончанием очередного дела?

– Не совсем.

– Стоп! Я знаю этот взгляд. Ты чем-то недовольна?

– Я считаю, что это не он. По крайней мере, Гришу убил не Вадим.

– А кто? Есть догадки или улики?

– Второй сын Ковурских работает бухгалтером в научно-исследовательском центре. В месте, где куча реактивов. Я сегодня пообщалась с его начальником. И женщина проговорилась. Я не упоминала про калий. Но она откуда-то про него знает.

– Может, кто-то рассказал?

– Но кто? Она не похожа на того, с кем убийцы делятся секретами.

– Тогда как она связана с этим делом? Не она же убила Яшина.

– В том-то и дело. Головин не хочет слышать об этом. Он рад тому, что Вадим подписал признание.

– Но я не могу повлиять на него. Если бы ты предоставила доказательства – другое дело.

– Мне нужно время, чтобы раздобыть их. Но его как раз и нет. Дело уйдет в суд, и я уже не докажу ничего. И что же мне делать?

– Будь собой, Татьяна Иванова, и доведи дело до конца. Ведь ты не успокоишься.

– Ты прав. Я не успокоюсь. Только пока не сообщай ничего Головину. Ты же знаешь, что он не любит, когда действуют у него за спиной.

– Тебе бы тоже такое не понравилось, – сытый Кирьянов решил пошутить.

Пришлось оставить пиццу Володе, потому что мой аппетит пропал.

– Поеду-ка я домой. Чувствую острую необходимость посидеть в тишине и подумать.

Не успела я переступить порог своей квартиры, как раздался телефонный звонок. Это был неизвестный номер.

– Это Татьяна Иванова? – спросил меня в трубке знакомый женский голосок.

– Да.

– Я Ксения, медсестра из больницы. Вы дали мне свою визитку.

– Да, я вас помню. Все-таки решились мне что-то рассказать?

– Я слышала, что сегодня пациент из триста пятой палаты в чем-то сознавался.

– Да, в совершенных им преступлениях.

– Я, конечно, не знаю, в чем дело, но думаю, что его заставили это сделать.

– Ксения, это серьезное заявление. Почему вы так решили?

– Сегодня утром, еще до вашего приезда, я случайно услышала его разговор с братом. И тот произнес фразу, от которой у меня были мурашки по коже. Он сказал ему: «Ты сознаешься во всем, иначе загнешься раньше времени».

– Вы уверены в этом?

– Уверена. Я заходила в палату, чтобы поставить пациенту капельницу. Но как только они заметили, что я пришла, брат сразу вышел. И я подумала про вас. Может, конечно, это ничего и не значит.

– Наоборот, это совсем меняет дело.

– Извините, мне пора идти ставить капельницы.

Но не успела я положить трубку, как я снова кому-то понадобилась.

На этот раз звонила Тамара Ковурская.

«Интересно, зачем?» – подумала я и сняла трубку.

– Извините, что звоню вам. Но я больше не знаю, кому сообщить.

– Что-то случилось?

– Я сегодня перебирала вещи