мы отпустим Николая. Поверь, мы заставим его заплатить, но сделаем это так, чтобы никто, кроме тех, кто этого заслуживает, не пострадал.

Юрий выглядел неубежденным, его кулаки по-прежнему были сжаты по бокам.

— Мама хотела бы, чтобы мы взяли паузу и все обдумали, — сказал я.

Это не было ложью. Мать постоянно внушала нам, что нельзя срываться с места по собственной прихоти. Она никогда не признавалась, что, возможно, мой отец поступил именно так, и это стоило ему жизни. Всплыло еще одно воспоминание, и я снова сел, повернув Клару к себе лицом.

— Расскажи нам еще раз, что он сказал о своем кузене.

— Николай назвал его Лукой, а застрелил он его потому, что тот сделал ему замечание, что Николай… ну, вы понимаете. Я думаю, что это был первый раз, когда Николая проверяли, и когда его двоюродный брат высмеял его, сказав, что он не настоящий мужчина…

— Николай застрелил его и выставил все так, будто его двоюродный брат покончил жизнь самоубийством, попав в ДТП, — закончил я за нее. — Он не мог убить сына Григория Петрова и остаться безнаказанным.

Это было не очень красиво, но зато заполнило несколько пробелов, которые я обнаружил, изучая обстоятельства аварии. Например, почему отец шел по редко используемой дороге так далеко от своей работы и нашей квартиры? Как могли остаться такие глубокие синяки, если смерть остановила бы его кровь? Какова вероятность того, что член братвы покончил с собой в знак сожаления о том, что в рядах русской братвы считалось скорее обрядом посвящения, чем преступлением? Этого легко избежать, если в руки нужных людей попадет достаточное количество рублей. Николай сделал все возможное, чтобы его двоюродного брата считали каким-то слабаком, трусом, покончившим с собой. Вдруг начало вырисовываться начало плана.

— Я должна идти, — сказала Клара, и вместе с ее словами исчезли и обрывки плана.

— Только через мой труп, — сказал я, крепче сжав руки Клары.

— Я должна, — сказала Клара, вырываясь, хотя это стоило ей боли. — Если я не сделаю этого… если он узнает, что я тебе что-то рассказала, он первым делом причинит вред бабушке. — Когда я открыл рот, настала ее очередь покачать головой. — Ты знаешь, что я права, Алек. Я лучше сама умру, чем позволю этому случиться.

— Блядь, — сказал я, понимая, что она права, хотя от этого легче не становилось.

— Все в порядке, — мягко сказала она. — Не так уж плохо, если я его послушаюсь. Он приглашает меня куда-нибудь поесть, и там будут и люди. Что-то вроде того, чтобы показать меня перед тем, как мы поедем в Нью-Йорк на шоу.

Мысли проносились в моей голове, и я успел ухватить одну из них, прежде чем она пронеслась мимо. — Подожди… как Николай вообще узнал, где ты?

Клара отвела взгляд, впервые после того, как рассказала правду, и в голове снова зазвенели тревожные колокольчики.

— Черт… это ведь мы виноваты, да?

— Наша вина? С чего ты взял, что это наша вина? — грубо спросил Юрий.

Не сводя глаз с Клары, я изложил то, что стало кристально ясным в моей голове. — Клара успешно скрывалась в течение четырех лет… до того дня, когда я привел ее в компанию. И когда после первого же выступления ты согласился с тем, что она — главный материал, кто позвонил? — Понимание убрало гнев с его лица, когда его взгляд также переместился на Клару.

— Комитет… из Нью-Йорка.

— Именно, — сказал я. — А Николай — большой меценат нью-йоркского балета, поэтому Джейсон Максвелл не мог дождаться момента, когда сможет рассказать, что именно он ответственен за возвращение некогда любимой балерины Николая на Бродвей.

— Я не очень понимаю, почему, — сказала Клара так тихо, что я сомневался, что вообще ее услышал, но, очевидно, Юрий не испытывал таких же трудностей.

— Я понимаю, — сказал Юрий. — Ты даже не представляешь, какое ты сокровище, Клара, — вот что меня до сих пор удивляет. Если бы мы оставили тебя в покое… если бы я не заставлял тебя давать все эти интервью, возможно, Николай был бы удовлетворен, зная, что он, может быть, и потерял тебя, но ценой того, что ты потеряла то, для чего была рождена.

Клара покачала головой, протягивая руку, чтобы еще раз прикоснуться к нему. — Я не виню ни тебя, ни тебя, добавила она, повернувшись ко мне. — Я, может быть, и жила, но не по-настоящему, если вы понимаете, о чем я.

— Понимаем, — заверил я ее, легко понимая, что для Козлова "внешность" — это то, что действительно имело значение. Он не возражал против ухода Клары, когда ее карьера была уже в унитазе, а ее исчезновение подпитало таблоиды, указывая на ее вину в том, что она причинила боль Ларе. Но теперь, когда стало известно о ее триумфальном возвращении на сцену, он хотел, чтобы Прима снова была у него под рукой.

Ну, что ж, не повезло. Клара моя.

— Мы не можем изменить прошлое. Все, что мы можем сделать, — это работать вместе, чтобы найти способ гарантировать, что у всех нас будет шанс жить в мире, занимаясь любимым делом, — сказал я.

— И это включает в себя то, что я продолжаю делать вид, что все в порядке, — напомнила нам Клара. — Николай не должен даже думать о том, что что-то не так, иначе он преподаст мне такой урок, с которым я не смогу смириться. Я уехала, когда решила, что он устроил Ларе "несчастный случай". Зная правду… зная, что он без колебаний причинит вред бабушке или убьет одного из вас или вас обоих, я не смогу с этим жить. Я лучше умру.

Мне потребовалось все, что было во мне, чтобы кивнуть, хотя я все понимал. — Хорошо, но обещай, что позвонишь мне, как только освободишься от него, — сказал я.

Она отвела взгляд, потом вздохнула и встретила мой взгляд. — Позвоню, но это может быть завтра…

Ей не нужно было заканчивать фразу, смысл был совершенно ясен всем нам. Я сдержал свой гнев. — Просто позвони мне.

— Если ты уверен, что хочешь, чтобы я позвонила, — мягко сказала она, стыд вернул ей цвет кожи.

— Ты не… все в порядке, — сказал я, хотя это было так далеко от истины, что я не мог оставить это утверждение в силе. — Черт, это ложь, ничего в этом даже отдаленно не нормально, но ты не должна стыдиться делать то, что необходимо, чтобы выжить. Это отстой, но это все, что мы можем сейчас сделать. Пока тебя не будет, мы с Юрием разработаем план, хорошо?

— Хорошо, —