– Вот и тогда в «Магнолии» так же погас свет, – задумчиво проговорила Дебора. – Наверное, оборвались провода. Думаю, что в такую погоду электрики носа на улицу не высунут, так что сегодня у нас будет выходной.

В семействе Блэкберн не было принято сидеть сложа руки, так что с раннего утра в доме началась генеральная уборка. К полудню небо слегка прояснилось, и четыре женщины отправились в гостиницу, чтобы навести некоторый порядок и там.

В три часа дня Оливия, обессилев, прилегла на диван в одной из гостиных.

– Вот и замечательно, – заметила Сюзан. – Бедная мисс Ливи не спала полночи. Буря ужасно на нее действует.

Лейни зашла на кухню и выглянула из окна. Дождливая погода и на нее действовала удручающе, в особенности в такие дни, как этот, когда она чувствовала себя безнадежно одинокой. Она не смогла бы сказать, почему на нее нахлынула такая тоска. Однако это чувство одиночества было ей хорошо знакомо.

Она припомнила другой, такой же дождливый день.

Тогда с ней был Колли. Прикрыв глаза, она видела, как он проводит ладонями по мокрым волосам. Он смеется, и зубы его сверкают ослепительной белизной.

Последний день счастья.

Внезапный грохот совершенно оглушил ее, а молния ослепила. Земля – а может быть, только пол «Магнолии» – заколебалась под ее ногами.

Когда Лейни пришла в себя через несколько секунд, то осознала, что до нее доносится громкий голос Сюзан и невнятные причитания тети Оливии.

– Это молния. Это только молния. Ничего страшного не случилось, – уговаривала свою компаньонку Сюзан. – Буря свалила дерево.

Дверь черного хода заклинило, так что Лейни, чтобы выбраться из кухни, пришлось выйти на боковое крыльцо. Зрелище, представшее ее глазам, обожгло так, что даже хлещущий вовсю ливень не мог ее охладить.

Ветер вырвал с корнями один из старых кленов и распахнул старинную дверь, возле которой Колли когда-то целовал ее. Но самым страшным было другое. Рухнувший ствол фактически уничтожил один из трех флигелей здания гостиницы. Второй этаж центрального флигеля, того, где помещался ресторан, обрушился.

Когда-то на втором этаже этого самого флигеля помещался кабинет отца Оливии, Лэнсинга Блэкберна. Отсюда он железной рукой управлял «Магнолией». Тяжелые ветви рухнувшего дерева переломили пополам даже его массивный письменный стол.

Лейни была потрясена. Потрясена настолько, что не знала, текут по ее щекам слезы или же дождевые капли. Центральный корпус «Магнолии», где любили обедать и ужинать жители Спрингса, был разрушен.

Посреди серой пелены дождя возникла Дебора. Она подошла к дочери, обняла ее. Она тоже плакала навзрыд.

Когда стих очередной раскат грома, она зашептала на ухо Лейни:

– Тетя Оливия очень расстроится. Хотя на самом деле, наверное, оно и к лучшему. В обеденном зале давно пора было сделать ремонт. Как только заработает телефон, я обязательно позвоню в страховую компанию.

Лейни захотелось крикнуть: «Мама, нет у нас больше страховки! «Магнолии» больше не выжить! Рухнул наш мир, дождь смыл его без остатка».

Нет, ни в тот день, ни назавтра, ни вообще в ближайшем будущем Лейни не нашла в себе сил, чтобы сообщить матери страшную новость. Что ж, по крайней мере, им с матерью не пришлось изъясняться обиняками. Спрингс – маленький городок, и в нем нет места секретам. Когда буря улеглась, известие о том, что «Магнолии» пришел конец, стало всеобщим достоянием.

– Боже, какая жалость, – говорила, покачивая головой, Белла Фостер. – Гостиница простояла целый век, а тут один удар молнии, и пожалуйста. Дебора, скажи, когда вы снова откроетесь?

– Честно говоря, Белла, не знаю, – ответила ей Дебора, не поднимая головы.

– Послушай, милочка, наш Комитет благотворительности с радостью вам поможет. Ты же знаешь, благотворительность – основа христианской веры.

Дебора вздохнула. Она так устала от этих слов. Не хватало только благотворительности. Что ж, «Магнолия» становится объектом попечения церковного комитета. Как же стыдно смотреть в глаза дочери…

А дождь все моросил, и промозглая сырость давно пропитала не только одежду, но и все вокруг.

– Лейни, погляди, что я нашла! – крикнула с крыльца тетя Оливия.

Ее мокрое белое платье прилипло к телу, влажные серебряные волосы завились мелкими кольцами, и она больше всего походила теперь на старинную фарфоровую куклу. Даже руки ее, прижимающие к груди большую черную металлическую шкатулку, казались полупрозрачными.

Судя по робкому выражению лица старой дамы, с находкой у нее были связаны не самые приятные чувства, хотя, на взгляд Лейни, в шкатулке не было ровно ничего особенного, за исключением разве что серебряного замка.

– Что это, тетя?

– Это папин сейф. Папа всегда прятал его от всех, и мы не знали, где он свой сейф хранил. А сейчас, представь себе, я нашла его под кучей хлама.

– Наверное, он хранился в одной из верхних комнат, где обрушился потолок, – предположила вышедшая на крыльцо Сюзан. – Мисс Ливи, вам тяжело. Дайте-ка я его возьму.

– Нет, Сюзан, я его сама понесу. Знаете, мои дорогие, в юности я даже побаивалась этой штуки. – Оливия вдруг смущенно хихикнула. – Папа открывал ее с таким суровым лицом…

– У Лэнсинга Блэкберна всегда было суровое лицо, – заявила Сюзан. – Давайте пойдем в дом, там по крайней мере сухо. Вы сможете сесть на диван, мисс Ливи, и держать себе этот сейф, раз уж вам этого так хочется.

– Да-да, надо поскорее отнести его в дом. Папа будет рад, что сейф нашелся.

Лейни проводила Оливию и Сюзан взглядом, а Белла, неизвестно когда появившаяся на крыльце в обществе нескольких женщин, вздохнула:

– Что ж, нет худа без добра. Мисс Ливи обрела частичку своего прошлого.

– Да бедняжка чуть не все время живет в прошлом, – заметила другая женщина, и Лейни вдруг отчаянно захотелось взять метлу и вымести их всех из «Магнолии», как она обычно выметала кота, когда он укладывался на пороге.

И так же неожиданно Лейни успокоилась, когда на стоянку въехал серебристый «Ягуар». Кумушки на крыльце умолкли, а из машины вышел высокий блондин в белоснежной рубашке и столь же белоснежных брюках и направился к Лейни. Он остановился у нижней ступени и огляделся.

– Боже! – воскликнул он. – Воистину этот ураган достоин имени «Магнолии».

Лейни закусила губу, чтобы не разрыдаться.

– Ох, Престон, это ужасно, – пробормотала она невнятно, и Престон понял, что она делает последние усилия, чтобы удержаться от слез.

– Ты это про гостиницу или про мою рожу? – спросил он.

Только тут Лейни впервые взглянула на него. На одной его щеке красовался здоровенный синяк, а левый глаз заплыл. Она тут же вспомнила безобразную драку у затопленного карьера и осторожно погладила Престона по щеке.