Ксения снова уснула, а я поехал домой, чтобы дать ей возможность отдохнуть. Будь моя воля, то остался бы с ней до утра, но дома требовалась моя помощь. Ксюша переживала за Надю и Макса, я решил, что останусь в Питере и буду ночевать в квартире с детьми, пока не минует угроза выкидыша. Я все никак не мог смириться с тем, что позволил себе оставить Ксению одну и снова поступить теперь так же с детьми не мог. Да, винить в сложившейся ситуации можно было кого угодно: Ксения винила себя, я – себя и каждый из нас был по-своему прав, но теперь следовало думать о том, как жить дальше и кончено же надеяться на лучшее.

– Все будет хорошо. Ксюша спит, она просила меня остаться с детьми.

Я пошел на маленькую хитрость, и, зная симпатию старушки к моей персоне, она примет эти слова за чистую монету.

– Как хорошо, что ты будешь рядом, Глеб. Мне так будет спокойнее, – с неким облегчением произнесла женщина.

– Ксюша пробудет несколько дней в больнице...

– Господи, – всплеснула она руками. – Я как увидела ее без сознания в ванной комнате, то сама едва не лишилась чувств. А что Максимушка испытал, даже представить страшно…

Я перевел взгляд в понурое лицо мальчика, и мой взгляд потеплел, а от усталости не осталось и следа. После Ксении ему приходилось сейчас хуже всего. Столько ответственности выпало на долю этого ребенка...

– Ты же надеюсь, будешь не против, если я поживу с вами? – спросил я у него.

– Не против, – он качнул головой, смотря на меня грустными глазами. – Мама уже сказала мне, что скоро мы переедем к тебе в Москву, – буркнул Макс. – Ты ведь помнишь свое обещание, что не обидишь ее? 

– Я не обижу, – заверил его, а сам задался вопросом, что было в голове у этого мальчика.

Говорил, что не обижу Ксению, а сам был косвенно виноват в том, что она сейчас находилась в больнице. Мне следовало предохраняться и не быть дураком. Беременность – это несомненно хорошо, но слишком уж как-то много волнений вокруг этого события. Странные чувства. Я был рад и в то же время сильно обеспокоен за состояние Ксюши. Однако, дело уже сделано, и настало время нести ответственность.

– Хорошо, ужинать будешь? – спросил он. – Мы еще не кушали, ждали тебя с новостями.

– Да, не отказался бы.

Я тяжело вздохнул и разулся.

– Заходи, расскажешь, как она себя чувствует? Я очень за неё испугался.

Я хоть и сам давно взрослый мужчина, а сердце за мать иногда болело так сильно, что вздохнуть было тяжело. А сегодня, когда увидел Ксюшу такую бледную и беззащитную, понял, что все готов сделать ради ее благополучия и счастья наших детей.

– Почему тебя не было так долго? Мамин обморок и твое исчезновение связаны между собой? – продолжил Максим задавать наводящие вопросы. 

Мальчику точно было семь лет? Такое чувство, что я попал на допрос к следователю. Максиму оставалось принести из своей комнаты настольную лампу и направить свет мне в лицо.

– Потому что мама попросила дать ей немного времени подумать над моим предложением. Я попросил её стать моей женой и переехать вместе с вами ко мне. Я люблю ее и, если ты полагаешь, что я виноват в том, что ей сегодня стало нехорошо – отчасти это немного так. Я был в Москве, когда узнал, что приключилось несчастье, и сразу прилетел к ней.

– Глеб, вы присаживайтесь, – засуетилась Мария Гавриловна. – Я сейчас вас всех покормлю и пойду отдыхать. Я так переживала, что не знала, чем себя занять и напекла детям пирожков, чтобы как-то их отвлечь вкусностями. Ох, – вздохнула она. – А ведь скоро новый год, а тут такие новости...

Я ничего не ответил, сходил в ванную комнату, вымыл руки и вернулся на кухню. Сел на стул, посадил Надю себе на колени и схватил пирожок с тарелки. Все же какие мне рукодельницы достались. Ксения тоже любила готовить выпечку и часто в мои визиты предлагала либо торт, либо пирожки.

– Что говорят врачи? – спросила старушка, присаживаясь рядом.

– Ничего пока не говорят. Наблюдают и ставят капельницы. Кровотечение остановили. Не знаю, говорила ли она вам всем, но у нас с ней скоро будет еще один малыш…

Я не стал ничего скрывать. Все были достойны знать правду с самого начала. 

– Ещё один? – потрясенно переспросил Макс.

– Господи, какое счастье… – на глаза Марии Гавриловны навернулись слезы, и она поглядела с нежностью на Надю. – Я сразу поняла это, когда увидела… – женщина осеклась, но я понял, что она имела в виду красное пятно между ног Ксении, когда ее забирала скорая.

– Максим, – я повернул голову и поглядел в лицо мальчика внимательным взглядом. – Я уже говорил тебе, что люблю твою маму и без вас всех я уже своей жизни не представляю. Возможно, эта новость тебе не нравится, но маме сейчас необходима наша поддержка, а вам – моя помощь и забота.

– Я переживаю совсем не за то, что вашей любви не хватит на меня или Надю. Я просто не хочу, чтобы она снова исчезла на много месяцев, как после рождения Нади. Знаете, сколько месяцев она провела в больнице, а я один с бабушкой? Я переживаю за нее и очень скучаю… – голос мальчика задрожал, а с лица сошла маска отчуждения.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, Максим, – ровным и спокойным голосом проговорил я. – Мы все переживаем за маму. Но, увы, ее нахождение в больнице сейчас обязательно. Как только ей станет лучше, мы навестим ее, а потом съездим в загородный дом. Я научу тебя кататься на лошадях. Тебе ведь хочется этому научиться? – спросил я.

– Сейчас я хочу, чтобы мама поскорее вернулась домой, – упрямо заявил он. – А разве мы не поедем в Москву? Мама говорила, что мы туда