Но только розовая птица обломинго махнула крылом ему в ответ.

«Мы будем действовать в рамках закона лома для разомкнутой цепи», – сказал Дима. И многозначительно надул щеки.

«Закон Лома? – удивился заказчик. – Кто это – Лом?»

«Это такой русский», – объяснил Армен.

Заказчик с тяжелым вздохом передал ворам пакет с деньгами и укатил на своем черном «Севиле».

«А правда – что такое закон лома?» – спросил Армен.

«Для разомкнутой цепи? Да проще некуда. Вот, есть некая цепь. Берется лом. Если знать, по какому звену ломом въехать, цепь развалится на две половинки, открывая проход».

«Всего-то… – протянул Армен разочарованно. – Тоже мне закон».

«Зато работает», – сказал Дима.

Рано утром небольшой фургончик остановился на малолюдной улочке в паре сотен шагов от поселкового забора. Шварценеггер поднял секцию пола, глянул вниз и сказал:

– Абрамчик, вперед на полметра. Стоп!

Внизу был канализационный люк.

Порядок следования определили следующий. Шварценеггер, как самый легкий, юркий и узкоплечий, полз в авагарде. К тому же он ловчее всех в команде управлялся с режущим, пилящим и сверляще-долбящим оборудованием. Местный гений разрушения. Когда в автомастерской Мэта что-то не хотело отламываться, вывинчиваться или отрываться, посылали за Шварцем. Под его руками будто само отваливалось.

Могучий Армен пер на себе основную часть инструмента и в случае чего проталкивал Шварценеггера вперед или служил ему точкой опоры.

Дима, как положено командиру, замыкал колонну. Он тащил резервные батареи и, что немаловажно, закрывал собой путь к отступлению.

Ползти по теплотрассе оказалось скучно, пыльно, утомительно и долго. В какой-то момент они едва не заблудились. Потом нагруженный тяжелым снаряжением Армен изобразил нечто вроде приступа астмы, чем здорово приятелей напугал. Потом Дима решил, что они могут опоздать, и принялся всячески подгонять команду, из-за чего темп движения только замедлился. Но все-таки они выбрались куда надо и почти вовремя.

– Вот оно. – Шварценеггер похлопал ладонью по небрежно сложенной кирпичной стенке. – Ну и халтура! Прямо скажем, не наш человек клал. Не Иван Денисович какой-нибудь. Армен, заряжай.

Армен перевернулся на спину и принялся «заряжать», то есть запитывать дрель от идущего по потолку кабеля. Пыхтя и отдуваясь, он ввинтил в толстенную черную кишку хитрый инструмент, эдакую помесь буравчика со штекером типа «папа», и, когда на устройстве загорелся огонек, набросил на выводы «крокодилы». Посыпались искры.

– Есть контакт, – удовлетворенно сообщил Армен и мучительно закашлялся.

Шварценеггер поставил дрель в режим перфоратора, надвинул на глаза очки, посоветовал беречь перепонки, уткнулся сверлом промеж кирпичей и начал долбить.

Это было ужасно.

Дима лежал на трубах, чихая и затыкая уши, и для успокоения нервов думал о том, что смарту этот ужас по фигу – его электронные мозги никак не отреагируют на сотрясение фундамента, потому что живые мозги американского программиста не могли предусмотреть такую бредовую возможность.

Шварценеггер продолбился ударно, за двадцать минут.

– Армен, разряжай, – сказал он. – Ну, успели. Лежим, курим. Или сразу лезем? Невысоко вышли, над самым полом. Я даже чего-то вижу там. Мусоросжигатель, что ли. Эй, ребята! Вы меня слышите?!

Ребята не слышали. И поскольку заложенные уши разложило далеко не сразу, пришлось немного еще поваляться на трубах. Время позволяло.

Если не считать упомянутого мусоросжигателя и кучи дробленого кирпича, подвал оказался пуст. Более того, он не был никак прикрыт охранной системой – это Дима определил мгновенно. Здесь можно было ходить в полный рост, и команда с наслаждением расправила плечи.

Внутрь дома вела мощная гладкая дверь без малейших признаков замка. Вот почему тут не было сигнализации.

– Дурацкая идея, – сказал Шварценеггер. – Пошел на помойку и захлопнулся на фиг. И конец. Съел весь мусор, потом умер.

– Ерунда, – отмахнулся Дима. – Там с другой стороны фиксатор и доводчик с мотором. Смарт тебе дверку откроет и уж позаботится о том, чтобы ты мог вернуться.

– Петли высверлим? – деловито спросил Шварценеггер.

– Дурак! Упадет же. Вырезай снизу лаз.

– О’кей, – согласился Шварценеггер, посмотрел на часы и достал из сумки фрезу. – Армен, заряжай. Успеем.

Ровно в десять эй эм, то бишь по-русски утра, дом ожил. Сначала он тихо зашелестел – это откинулись панели в стенах, – потом зажужжал. Это поехали на работу пылесосы. Дима просунул в узкий лаз зеркальце на длинной ручке.

– Нормально, – сказал он. – Путь открыт. Теперь последний инструктаж. На пути бытовой техники лишний раз не вставать, задницы не отклячивать. Лучше всего не на четвереньках двигаться, а вообще по-пластунски. Так надежнее. Ну, коллеги, за мной!

В доме не жили. Да, как и обещал заказчик, внутри оказалась кое-какая мебель и довольно много хорошей престижной аппаратуры. Даже очень престижной. Шварценеггер минут пять, кряхтя, нарезал круги вокруг стойки домашнего кинотеатра, прикидывая, как бы чего-нибудь из нее выковырять. Кончилось тем, что он смотал целую бухту, метров в десять, жутко дорогого аудиокабеля с золотой нитью и так дальше ползал – с этой бухтой через плечо.

– Меломан хренов, – вздохнул Армен. – Крохобор несчастный.

– У меня пылесос отвертку скоммуниздил! – прошипел сквозь зубы Шварценеггер. – Только я ее отложил на минутку, тут эта сволочь мимо проезжает. Звякнуло что-то, я хвать – а кранты отвертке! У-у, зараза! Нет на тебя кувалдометра!

– А на отвертке – твои пальчики, между прочим, – заметил Дима издали. Он непрерывно щелкал камерой, выискивая такие ракурсы, чтобы не очень бросалось в глаза, с какой подозрительно низкой точки снимают. Получалось у него плохо, Дима злился: – Пальчики. Твои. А?

– Да их давным-давно затерло! – Шварценеггер махнул в сторону Димы перчаткой.

Они еще и в масках были. Диму знали как перестраховщика, почему и слушались безоговорочно. Дима и вправду был не Ленин – не спалился еще ни разу.

На родине он вообще не вором работал, а каким-то секретным инженером по оборонной части.

– Будем надеяться, что затерло, – вздохнул Дима. – Армен, на кухню сползай. А ты, Шварц, пошел в спальню. Чует мое сердце, господа, что творится здесь какая-то лажа. Но убей меня Бог, если я понимаю, в чем она заключается.

Нет, в доме не жили.

Армену не удалось заглянуть в холодильник, но зато он обнюхал мусорное ведро. А Шварц не обнаружил в спальне «ни грамма», как он выразился, постельного белья. Да и зала, мягко говоря, обжитой не выглядела… Да и прихожая тоже.

Здесь решительным образом не ступала нога человека.