— Вадим?

— А?

— Твоя мама проговорилась, что вы переехали не из-за того, что ты обделался в школе. Она сказала, что если я сниму блузку, то она скажет правду. Мне было очень интересно почему, но пришел ты и не дал мне это узнать. Скажи, а?

— С ума сойти, родная мать топит сына.

— Ну скажи?

— Я выбил однокласснику глаз.

— Ого! Специально? Потому что он обзывал тебя толстым?

— Боже мой! Во-первых, я не был толстым, во-вторых, конечно, неспециально. Мы играли!

— Во что?

— В догонялки.

— Буду знать, что играть с тобой в догонялки опасно. Не хочу быть одноглазой Леночкой, — начинает самым настоящим образом ржать как лошадь, и как следствие-давиться сосиской. — Фубля, чуть не подавилась. Ой, нельзя много смеяться, завтра буду плакать. Блин!

— Не будешь, разве что от головной боли. Ну что, я уже не твой герой?

— Мой и герой, — улыбается Лена, протягивая мне сосиску, которую я тут же откусываю. — Подумаешь, глаз выбил, увы с детьми такое случается. А я вот девочке во втором классе голову об дерево разбила. Ой, сколько тогда кровищи было…. Меня тоже мама с папой в другую школу потом перевели.

— Шутишь?

— Неа, это правда. Видишь, как мы с тобой похожи. Это судьба. Вадим?

— Ммм?

— Ты очень злишься?

— Нет.

— А ты решил свои… мои дела? Что-нибудь узнал?

— Узнал. Тебе ничего не угрожает, но поговорим мы об этом завтра.

— Я хочу сейчас.

— А я сказал завтра.

* * *

— Я, наверное, пропустила, а зачем мы приехали к тебе? — небрежно скидывая с себя одежду, растерянно выдает Лена.

— Затем, что я второй день в одних и тех же трусах. А твои мне не по размеру. Короче, я быстро в душ, а ты пока… да делай что считаешь нужным. Гаденыша этого черножопого покорми. Можешь даже лоток убрать.

— И воду ему свежую налью. Иди меняй трусы, Васнецов.

— Все, будь хорошей девочкой.

Уже через полчаса, после принятого душа, я обнаружил спящую на диване Лену, черный мерзавец, как ни странно, тоже спит, только у нее в ногах. Да уж, только настроился все рассказать и на тебе. Присаживаюсь рядом, разглядывая Лену ближе и на ее вроде как спящем лице тут же появляется улыбка.

— Ты любуешься мной, Вадим?

— А ты подглядываешь и не спишь?

— Ну типа того. Вадим, ну скажи, что там, — привстает с дивана, поправляя немного взъерошенные волосы и переводит взгляд на меня. — Я же теперь не отстану от тебя и не усну.

— Завтра, скорее всего после обеда, когда твоя бушующая голова пройдет, мы уедем загород в очень хорошее живописное место. Кстати, там, в отличие от города, есть снег. Проведем там неделю, может чуть меньше. Ты хотела больничный, ты его получишь. Не волнуйся, все будет официально. Позвони сейчас своей заведующей или кому там надо звонить, я не в курсе. В общем предупреди, что завтра вызываешь врача, у тебя грипп, да все, что угодно, кому я объясняю. Только давай сейчас звони.

— Хорошо. Я согласна быть прогульщицей.

— Да что ты?

— Ага. Вообще не хочу там больше работать, но сейчас увольняться нельзя. А у меня голос нормальный? Не пьяный?

— Нормальный. Звони.

Позвонила, сказала, и прекрасно сыграла. У кого-то явно прирожденный актерский талант.

— Вадим, ну расскажи.

И ведь рассказал. Про старое не упомянул. А вот про Карину-да. Нечего тянуть кота за яйца. Ну что на самом деле изменится завтра?

— А зачем ей это?! — растерянно произносит Лена, хватаясь за виски.

— Я не знаю, Лен, она не скажет истинных мотивов, об этом можно только догадываться самому. Ты все же наследница своего папаши, как ни крути. Но это уже все неважно. Важно то, что тех…тех кто был тогда реально не существует. Их, правда, больше нет.



— Никого нет?

— Никого. Ну и как ты понимаешь, тот, кого сейчас наняла Карина, не представляет для тебя опасности. И к сожалению, она правда беременна, этого не отнять. И сделать ей что-либо…действенного пока не предоставляется возможным. Да и посадить ее никто не посадит. Мелкое хулиганство от беременной бабы… А выглядит это именно так, ведь кроме пустой сумочки по факту ничего нет. В общем прикроют это дело. Да и может она реально беременна от твоего отца. Черт, я не знаю. Ну не могу я ей ничего сделать сейчас. Твой отец ее изолирует, это факт. Но…блин, и его тоже можно понять.

— А не надо ей ничего делать. Главное, что никого нет. А вот то, что ты понимаешь папу-это очень странно. Ты же его ненавидишь. Боже, представляю какой для него это удар. Он же на ней помешан…он ее правда любит.

— Скорее всего. Но и тебя он тоже любит, Лена. Твой папаша редкостный гондон, но…он тебя все равно любит.

— Все, тихо, — прикладывает палец к моим губам. — Мне надо переварить тот факт, что никого в действительности больше нет и желательно вернуть то сознание и состояние, которое было у меня день назад, — вскакивает с дивана, поправляя блузку и начинает осматриваться по сторонам. — Я в душ. Мне тоже надо. А ты принеси мне пока чистую футболку, хорошо?

— Лена, с тобой все нормально?

— Да. Все нормально. Я быстро.

То, что не совсем нормально и уж точно не быстро, я понял через час. Час, мать вашу! Первая возникшая мысль-естественно что-то случилось, но нет, не случилось, судя по живой фигуре сквозь матовое стекло душевой.

— Лен, с тобой точно все нормально?

— Тебе воды что ли жалко или у тебя счетчик?! Я тебе сто рублей на полку положу. Дай помыться, блин.

Долбанная наливка, чтоб ее! Ну, погоди, мама, доберусь я до тебя.

— Футболку я тебе положил.

— Спасибо.

* * *

Полтора часа. Полтора! Час и долбанных тридцать шесть минут. Что и как можно делать столько времени? Это же не ванна с пеной, в конце концов. Скоро я начну истерить как баба… Вот только сам не заметил, как прилег на кровать и закрыл глаза. Очухался только тогда, когда меня начали гладить.

— Просыпайся, соня. Полдевятого всего. Я тут в общем подумала…, - начинается, блин. — Давай это сделаем сейчас.

— Нет. Давай ложись в кровать, тебе надо выспаться.

— Ты меня не хочешь? Ну давай? Пока я нормальная. К тому же, я все соображаю, и вполне расслабленная.

— Во-первых, больше никогда не пей с моей матерью, Лена. Никогда. Поняла меня? А вообще не так, чтобы больше вообще не пила, максимум бокал вина, на этом все.

— Больше не буду. Ну давай все же сейчас? — забирается под одеяло и тут же задирает мою футболку. — Пророй сейчас путь в тоннель любви, а? А не то…