— Четыре, — выдохнул он мне прямо в ухо, и я почувствовала, как его губы раздвинулись в улыбке. — Научись говорить мне «да».

— Тебе это быстро надоест.

— Это зависит от того, какие вопросы я тебе буду задавать. И что предлагать.

Его руки, наконец, ослабли, я смогла повернуться и поцеловала его. Потом шепнула между поцелуями, поддразнивая:

— Да. Да.

Кровать оказалась мягче, чем я ожидала. Данилов повалил меня на неё, и я просто утонула в пуховой перине. И почувствовала настоящее блаженство. Забыла, что это чужой дом, забыла, что меня совсем недавно заставили лезть через забор и прыгать в крапиву, важнее было, что всего пару минут назад мне пообещали счастливое будущее. А я не понимала своей беспочвенной радости по этому поводу. Любовь с первого взгляда, в существование и долговечность которой я никогда не верила; мужчина, к которому следовало бы присмотреться повнимательнее, а не верить слепо каждому его слову, и уж тем более доверять ему свою жизнь — как всё это вошло в мою жизнь, и почему я готова поверить? Сама себя не узнаю.

Данилов целовал меня пьяными глубокими поцелуями, после которых реально верилось, что он скучал. Он не медлил, не выжидал, он налетел меня, как ураган, видимо, утомлённый собственными уроками, и переполненный нетерпением, пытаясь доказать мне, что на всё, о чём говорил и просил меня, имеет право. Я и не спорила, а все мои внутренние противоречия и сомнения, были моим личным делом, и мне предстояло разобраться в этом самой, потом. Потому что сейчас важнее был он. Я, мы. Я отдавалась ему всей душой и телом, как всегда впрочем. Это было особенностью секса с ним. Если с другими я порой забывала о чувствах и искренности, выдвигая вперёд меркантильный интерес, то с Андреем притворяться не получалось. У меня внутри всё дрожало от возбуждения, когда я прикасалась к нему. Целовала, ласкала, когда чувствовала его пальцы, которые судорожно сжимались, забирая мои волосы в кулак; его ладонь на своём затылке, которая уверено направляла меня и задавала темп. Собственные стоны порой смущали, но сдержать их было невозможно. Я целовала, царапалась, кусалась, что-то шептала ему, а иногда он сам начинал задавать вопросы, ненужные и не вовремя, как мне казалось, но я что-то говорила в ответ, и иногда даже замечала улыбку на лице Данилова: то ли он был доволен моим ответом, то ли радовался, что я совершенно собой не владею, и это, без сомнения, его заслуга. Но это пьянящее чувство подчинения и довольства этим, когда тобой владеет мужчина, и ты доверяешь ему себя, понимая, что в тебе нет сил на сопротивление, да и желания противиться нет. Ты отдаёшь ему себя всю, без остатка, не зависимо от того, что он попросит, ты на всё согласна.

Да я бы убила Лизку, если бы она получила хоть толику этого, не имея на это никакого права!

Кажется, я опять ору. Пальцы судорожно сжимают спинку кровати, в голове гул, низ живота скручен уже не проходящей судорогой, мне жарко, и я уже мало, что соображаю. И это кажется лучшим моментом в жизни. За окном первые предрассветные сумерки, я иногда пытаюсь сфокусировать взгляд на крыше соседнего дома, но мне, честно, не до чего. Сзади стонет Данилов и двигается так быстро, что у меня от наступившего оргазма в глазах темно. Через минуту мы вместе валимся на старенькую кровать, которая для нашего активного времяпрепровождения явно не предназначена, и пытаемся отдышаться. За окном светает. Я беру любимого за руку, прижимаю её к своей груди, и так мы засыпаем — обессилившие, но довольные друг другом.

Проснулась я оттого, что где-то совсем рядом корова мычала. Это показалось таким странным, что я глаза открыла и тупо уставилась на потолок, обитый белёной фанерой. Вырвалась из сна за секунду, и теперь приходила в себя, не совсем понимая, где я и что делаю. Только когда голову повернула и увидела Андрея, успокоилась. Он спал, закинув одну руку за голову, и выглядел безумно привлекательно. Тёмные волосы упали на лоб, и я лишь в последний момент руку отдёрнула, побоявшись его разбудить неосторожным прикосновением. Поискала глазами часы, потом голову назад закинула, чтобы глянуть за окно. Солнце уже было высоко, я слышала, как шумят деревья в саду, и снова замычала корова. Я в деревне. С ума сойти. Сто лет не была в настоящей деревне, уже привыкла, что загород — это дом сестры в охраняемом посёлке в десяти километрах от города.

Осознав, что больше не усну, осторожно села и спустила ноги на пол. С удовольствием потянулась, чувствуя, как ноют мышцы, даже со смехом подумала, что ноги не удержат, и я рухну на пол, как только попытаюсь встать. Казалось, что каждая мышца болит, будто я ночью сорок километров пробежала. Встав, пришлось на месте покрутиться, в попытке найти свою одежду. Всё валялось в разных углах комнаты, будто мы ночью не раздевались, а целенаправленно метали детали своей одежды то на комод, то в кресло, то под стол. Я подобрала трусики, свою футболку, и на цыпочках из комнаты вышла, отправилась искать ванную с туалетом. Правда, в дверях оглянулась, на Андрея посмотрела. Полюбовалась, и сама себе, признаться, позавидовала.

Старый будильник на кухне показывал половину первого. Это не удивило, но заставило в задумчивости хмыкнуть. Я допила сок в стакане, заглянула в допотопный холодильник, который странно хрюкал всякий раз, как включался, а потом выключив в маленькой холодной ванной свет, открыла дверь на улицу и вышла на крыльцо. Улыбнулась новому дню и солнцу. И зелени кругом, поющим птичкам и летающим бабочкам, лёгкому ветерку. Даже корове, которая всё мычала где-то за забором. Я руки за голову закинула, потягиваясь, а в следующий момент поспешила убрать с лица идиотскую улыбку и натянуть на бёдра и без того коротенькую футболку, когда заметила на дороге мужчину и женщину. Они шли мимо по своим делам, но увидев меня с любопытством вытаращились. Мне тут же припомнились собственные стоны и завывания этой ночью, подумалось, какая слышимость ночью в деревне, и в пору было покраснеть от стыда. Слава богу, им не пришло в голову остановиться, они быстро прошли мимо, скрылись за деревьями, и я вздохнула с облегчением. С крыльца спустилась и босиком, по траве, прошлась по небольшому участку. Ногам было невероятно приятно, я сто лет босиком не ходила. Дошла до вишнёвых зарослей у забора и сорвала несколько тёмных ягод, сунула их в рот. Можно испечь Андрюше пирожков с вишней, и я даже не против повозиться подольше, чтобы вытащить все косточки. Вот так-то.

Когда я в спальню вернулась, Данилов уже проснулся. Потягивался и тёр глаза. А меня увидел и хитро прищурился.

— Где была?

— В сад ходила. — Я на постель села, и он тут же обнял меня рукой, повалил на себя, а я его поцеловала. Потом ещё раз, и ещё. Улыбнулась, глядя в его сонное лицо. — Ты был прав, вполне премиленькая деревня.

— Я же говорил.

— Я принесла тебе вишни, хочешь? — Я сунула ему в рот пару ягод, и Андрей принялся их лениво жевать. Вздохнул спросонья, а я пристроила голову на его плече и мечтательно посмотрела за окно. Данилов выкинул косточки от вишни в открытое окно, а руку на мою грудь положил. Я посмотрела на широкую ладонь, но возражать и не подумала, прижалась щекой к его колючему подбородку, чувствуя себя по-настоящему счастливой. — Уже первый час.