Матильда оглянулась на поскучневшего доезжачего:

– Ласло, Бочка на твоей совести.

– Слушаю, гица, – вот и все, было да сплыло. Ну, попадется ей этот Альдо, она с него и за кардинала спросит, и за карету с париком.

Матильда послала Бочку за бароновым линарцем. Гнедой, очередной раз выказав редкостную сообразительность, извернулся и цапнул солового красавчика. Линарец обиженно заржал и взбрыкнул. Гэвиот в седле удержался, но Матильда все равно была готова облобызать кусачее сокровище. К несчастью, рысак при всем своем трудолюбии не мог перелягать и перекусать всех, кого хотелось бы Ее Высочеству. Принцесса подавила вздох и желание хлебнуть касеры и полюбопытствовала, как кортежу кардинала удалось столь быстро достичь Барсины.

– О, – воспрянул духом Гэвиот, – Его Высокопреосвященство путешествует с надежным эскортом.

Упомянутый эскорт по надежности превосходил все мыслимое, изрядно напоминая небольшую армию. Матильда с трудом удержалась от вопроса, как все это великолепие продефилировало через пограничные посты. Сами скажут. Расхвастаются и скажут.

– Это здесь, – Артур указал на премиленький особнячок. В сгустившихся сумерках окна светились розовым. Если внутри пахнет фиалками, она кого-нибудь убьет!

Ее Высочество хмуро слезла с разыгравшегося Бочки и приступила к исполнению высочайших обязанностей, а именно – сдалась на милость четырех накрахмаленных коз. Через полчаса Матильда пришла к выводу, что это не козы, а сороки. Принцесса стояла, подняв руки, а вокруг нее суетились, утягивали, подкалывали, прихватывали, пришивали и трещали, трещали, трещали... О гайифской моде, неземной красоте Ее Высочества и еще более неземной мудрости и доблести Его Величества. Матильда тупо поворачивалась, когда ее вертели, и молчала, из последних сил глуша жажду убийства.

Не прошло и года, как вцепившиеся в принцессу мармалюки прекратили колоться и подтащили жертву к здоровенному зеркалу. К счастью, мутному. Матильда обреченно глянула в темное стекло и увидела то, что и ожидала. Старую капусту, обшитую золотыми кружевами. Надо было сказать, что она в трауре, хотя гаже серого только розовое, а ее все-таки обрядили в пурпур. А вот камни хороши, не хуже тех, что прожрал супруг со своими соратниками. Любопытно, откуда сии рубины? Подарок, взятка или гарнитур пошлым образом украли?

Матильда угрюмо приняла из верноподданных лап ручное зеркало и обозрела себя сзади. Зад был внушительным, даже более внушительным, чем перед. Локоны парика скрывали шею, окончательно превращая свою носительницу в обросший черной волосней пень, а юбки и рукава лихо топорщились, живо напоминая о копне сена, в которой может укрыться пара влюбленных.

– Ваше Высочество, – проблеяла главная коза, – вы прекрасны!

– О да! – подхватили три другие. – Ваше Высочество просто созданы для пурпура... Эти камни... Лучшие куаферы Агарии... Бархат... ленты... узор... все будут потрясены...

А вот с этим не поспоришь. И сильней всех потрясется Лаци. С коня парень снимал пусть не первой свежести, но красотку, а увидит пулярку в павлиньих перьях. Придется открывать на ночь окошко – она просто обязана показываться бедняге без этих тряпок.

– Ваше Высочество довольны? – в четырех парах гляделок читалось ожидание похвалы и морковки.

– Нет слов, – честно буркнула принцесса, выплывая в гостиную, где ее караулило еще одно потрясение. В лице Арчибальда Берхайма. Лучший друг Анэсти с хищным стоном сорвался с обтянутой абрикосовым атласом банкетки.

– Припадаю к стопам великолепной Матильды! Как я счастлив, что внук моего дорогого Анэсти вернул венец предков. Я никогда не сомневался в счастливой звезде нашего дорогого малыша...

Единственное, в чем не сомневался Берхайм, так это в том, что его обязаны кормить. И ведь кормили.

– Арчибальд! – «Есть в этом доме отрава или нет?» – Я думала, вы в Агарисе...

– Как я мог там остаться, когда наш Альдо так нуждается в помощи?!

Ты поможешь. Обглодать дюжину окороков и спереть то, что плохо лежит.

– Ваша помощь будет неоценимой, – качнула буклями Матильда. – А что наши дорогие друзья? Кавендиш, Карлион, Хогберд...

– Барон Хогберд нездоров, он приедет чуть позже. Кавендиш и Карлион с нами. И еще Беллами и Ванаг...

Отсутствие Хогберда означает одно – крыса не желает лезть на обреченный корабль. Что и требовалось доказать.

Матильда Ракан вырвала из рук лучшего друга покойного мужа обслюнявленную руку:

– Я была рада вас повидать, но уже темнеет, а я должна успеть к Его Высокопреосвященству.

– О да, – закивал Берхайм, – Его Высокопреосвященство... Он просил предупредить о его визите. Левий – изумительнейший человек! Изумительнейший. Я его знаю не первый год и всегда рассказывал ему об Анэсти, Эрнани, малыше Альдо и, конечно же, о великолепной Матильде. Уверяю вас, кардинал расположен всей душой к истинным талигойцам и делу Раканов. Левий неусыпно молился за нашу победу, и его молитвы были услышаны.

Может, и молился, но Хогберд остался в Агарисе, а чутью пегого борова Матильда доверяла.

– Я благодарна Его Высокопреосвященству, – заверила принцесса, – и буду счастлива принять благословение столь расположенного к моему дому пастыря.

– А я буду счастлив благословить женщину, которую Его Святейшество Адриан называл алатским бриллиантом.

Матильда оглянулась. В дверях стоял невысокий седой человек с эмалевым голубем на груди и приветливо улыбался.

1

Робер Эпинэ поцеловал руку кузине. Катари едва заметно вздрогнула и улыбнулась.

– Как чудесно, что ты пришел.

Чудесно или нет, скоро станет ясно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – твердо произнесла бывшая королева, – очень хорошо.

А по виду не скажешь: бледненькая, под глазами круги, и рука горячая.

– Почему ты не хочешь лекаря?

– Потому что он мне не нужен. Я буду пить травяной отвар, а люди... Люди все равно будут умирать.

– Так вышло, – какую глупость он несет, – никто этого не хотел.

Так ли уж никто? Гоганы, покойный Люра, благоденствующий в Багерлее Штанцлер, Гайифа, Дриксен, Гаунау, Агарис, не говоря о сюзерене... Каждый собирает свои ягоды, а змеи достаются тем, кто просто хочет жить.

– Я никого не виню, – немедленно заверила Катари и наверняка солгала. – Просто мне страшно.

Робер накрыл рукой хрупкую горячую ладошку. Жизнерадостно ляпнуть, что все было, есть и будет в порядке, у Первого маршала Талигойи не получилось. Будь на месте Катарины Матильда, он бы рассказал ей все и спросил совета, но впутывать двоюродную сестру в то, что он затеял, было бы безбожно.