Облака отнесло ветром, и огромный белый повелитель континента показался в полном великолепии. Когда я стояла в одиночестве, наблюдая это потрясающее зрелище, множество мыслей проносилось в моей голове. Я смогла понять ту силу, что побуждала людей вроде моего отца преодолевать неизвестное, и последствия: интриги, ненависть, зависть – все это показалось мне до такой степени пустым и таким разрушительным.

Быстро бегущие облака вскоре скрыли гору и спрятали солнце. Я внезапно почувствовала холод и озноб. Как если бы занавес был быстро задернут, чтобы сберечь тайны. Было ли это предзнаменованием? Я выбросила эту мысль из головы, повернулась и направилась назад сквозь доходящий до пояса пурпурный дельфиниум, вдыхая свежий едкий аромат красного клевера.

По дороге навстречу мне спускался Энди, который взволнованно сказал: «Я только что получил донесение из Анкориджа. Уошборн прибывает поездом, а два репортера из Life летят самолетом».

Репортеры поджидали нас и требовали интервью. Я ответила на их вопросы и кратко изложила свою точку зрения. У меня сложилось ощущение, что они пытались стимулировать мой антагонизм к Уошборну.

На самом деле все выглядело мирно. Однако напряжение стало расти, когда репортеры проводили меня в ангар, где Уошборн, с которым ни Энди, ни я не были знакомы, разбирал свои вещи.

Нам обоим удалось улыбнуться и пожать друг другу руки в попытке не придавать значения встрече.

Беседа продолжалась довольно долго в очевидно притворной дружелюбной манере. Парни из Life несомненно разочаровались этой случайной встречей. Во время беседы Боб [фотограф] постоянно щелкал камерой. Он метался туда-сюда, сначала стоя на ящиках, потом приседая на полу, для того чтобы уловить все выражения на лицах. Тем временем Расс [корреспондент], находившийся поблизости, ловил каждое слово своим портативным магнитофоном размером с камеру Polaroid.

Многие вещи ставили меня в тупик. Безусловно, встреча здесь всех этих людей в определенное время не являлась случайным совпадением, как они пытались меня убедить. Все мы прибыли в это отдаленное место на Аляске в течение нескольких часов из четырех частей Соединенных Штатов!

Днем ранее в Анкоридже Уошборн рассказал газетчикам, что он планирует исследования рефракции, и назвал это поездкой, а не экспедицией. Он категорически отрицал, что его путешествие профинансировано и приурочено к экспедиции Гоннасона. Однако он настойчиво утверждал, что в любом случае фотография доктора Кука не похожа на вершину и что он хочет только собрать факты.

Связь между Белмором Брауном и Уошборном несколько озадачивала. Браун входил в экспедицию доктора Кука на Мак-Кинли в 1906 году, но не участвовал в решающем успешном восхождении. Возможно, это была зависть; в чем бы ни заключалась причина, Браун стал легкой добычей для лагеря Пири, который финансировал его экспедицию 1910 года, чтобы повторить фотографии Кука и раз и навсегда разделаться с его полярной заявкой.

Исследователям потребовалось несколько лет, чтобы разобраться в фарсе Брауна. Отчет Конгресса США от 22 января 1915 года содержит письменные показания экспертов по фотографии; эксперты утверждали, что фотография Брауна была рисунком, сделанным с фотографии, тогда как фотография Кука была снимком с натуры.

Браун также высмеивал тот факт, что Кук добрался до ледника Руфь за три дня, поскольку команде самого Брауна потребовался почти месяц, чтобы дойти до того же самого места. Он не позаботился упомянуть о том, что его движение затрудняли тяжелое снаряжение, тонны провианта и большая команда, тогда как Кук шел налегке с двумя спутниками.

Но как и почему это совпало с планами Уошборна? Видимо, он принял эстафету Брауна и продолжил в том же духе. Обвинения и форма выражения остались теми же самыми.

Запуск самолетного двигателя вернул меня к тому, что происходило на взлетно-посадочной полосе. Припасы Уошборна […] были погружены. Снегоступы привязали к стойкам. Уошборн втиснулся на сиденье. Пилот Дон запрыгнул в «Грин Хорнет», который плавно взлетел и вскоре исчез в облаках в направлении базового лагеря Уошборна на леднике Руфь.

Спустя несколько часов мы услышали гудение возвращающегося «Грин Хорнета» и выскочили его встречать. Казалось, что он просто упал с неба и приземлился без каких-либо усилий на узкую полосу. Дон вылез, распрямил свое длинное тощее тело и, глядя на меня широко открытыми ясными глазами, доложил: «Мы обнаружили людей на высоте 7500 футов!»

Мы все хотели знать, что это означало. Экспедиция находилась на горе 13 дней. Достигли ли они вершины?

Уошборн вскоре разрушил наши надежды, заявив довольно мрачно и решительно: «Отряд повернул назад. Они не достигли вершины».

«Но откуда вам известно?» – спросила я, потрясенная предзнаменованием новостей.

Он ответил коротко, в своей самоуверенной манере: «Выше их лагеря нет следов».

Должно быть, выражение наших с Энди лиц отразило глубокое разочарование, тогда как Уошборн и парни из Life, кажется, еще больше сплотились внутренними узами восторга.

Ужин тем вечером стал довольно нелепым мероприятием. Наши лица скрывали реальные чувства, а наши голоса звучали вполне любезно. Единственное, что оставалось, – отправиться в свои комнаты. Моя была 2×4 [в футах], и места едва хватало, чтобы обойти вокруг железной кровати. На окне висели порванные шторы, но я сумела их задернуть. Лампочка без абажура испускала с потолка холодный враждебный свет. Линялое постельное покрывало имело затхлый запах, и даже сигаретный дым не мог разогнать его. Я попробовала избавиться от уныния чтением детективного романа. Но это не сработало – я была слишком взвинчена. Если бы отношение оппозиции было чуть более терпимым, думаю, мои волнения улеглись бы, но внезапно мне захотелось убраться из этого ужасного места. Я думала, что не вынесу до конца еще одного приема пищи рядом с этими людьми, улыбающимися друг другу и ведущими пустые разговоры. Эта жестокая драма, которую мы разыгрывали, должна была быть страшным сном. Постоянное щелканье камеры действовало мне на нервы. Теперь я знала, что столкнулась с тщательно возведенной преградой. Уошборну было безразлично, что экспедиция обнаружит на склонах Мак-Кинли. Карты были подтасованы, и Уошборн не допустит, чтобы колоду перетасовали.

Чувство отчаяния и тщетности привело меня в комнату Энди, где я выплакалась и выплеснула все сдерживаемые эмоции. Он говорил со мной как строгий, но доброжелательный критик. Вскоре благоразумие и мужество вернулись. Мы сошлись на том, что еще есть надежда. Четверо мужчин на леднике, хранящие молчание, могли обладать некой важной информацией, которую они раскроют по возвращении.

Это был карниз длиной в милю, нависающий над ледником Руфь на юге и над ледником Тралейка на севере, который в конечном счете остановил нас: мы не имели возможности закрепиться, на расстоянии сотен ярдов не существовало ничего, кроме нависающих снеговых глыб {79}.