«Бельский!»

Молчание. Если б я не был уверен в успехе, то, скорее всего, уже на данном этапе счел свою задумку бредом. Но я всегда привык исходить из принципа: если что решил – делай до конца или не делай вообще. И если что-то не получается – измени алгоритм и попробуй снова. Например, я б на месте Руса в боевой обстановке тоже не отозвался на подозрительные вопли в эфире – сам его учил, а ученик он отличный. Что ж, надеюсь, за два года свой и мой позывные он не забыл.

«Москит, я Мутант, прием!»

И почти сразу в моем мозгу сформировался четкий, слегка неуверенный ответ:

«Мутант, я Москит… В смысле, Краев, сразу нельзя было сказать, что это ты?»

«Ты хотел сказать «подумать», – мысленно усмехнулся я, довольный, что все получилось. Однако светиться счастьем времени не было.

«Рус, рядом с тобой друзья. Как все начнется, скажи им: «Я с Охотником!» Назовешь им мое имя, если не поверят, – и просто бегите к центру арены».

«За каким прапорщиком бежать? Под пулеметы?»

Я и сам не знал зачем. Но знал одно – нам надо встретиться. И пробиваться вместе. Как? Куда? Этого я не знал тоже. Но когда нет никакого плана, сойдет и тот, который первым пришел на ум. Иногда тело само лучше знает, что надо делать. Если в безвыходной ситуации мозг подвисает, а шестое чувство подсказывает, лучше слушать того, кто предлагает хоть что-нибудь. Да и потом, все лучше воевать рядом со своими, чем бегать от палачей и поливать собственной кровью этот дуршлаг на потеху кровососам.

Между тем распорядителю, похоже, надоело разглагольствовать, и он, отлипнув от столба, картинно вознес правую руку к вершине купола.

– Dura lex, sed lex! – тонко и пронзительно закричал он голосом, срывающимся на ультразвук и – чего греха таить – пробирающим до печенок. – Закон суров, но это закон! Пусть детей Каина напоят своей кровью виноватые, и пусть невиновные покинут сей зал невредимыми. Да свершится Суд Крови!

Слева громко лязгнуло – это упала на свое место плита, отделяющая коридор с камерами от арены, за которой скрылись носферату конвоя.

И сразу же почуявшие свободу палачи начали трансформацию.

Многие люди замерли в оцепенении – подобное они видели впервые. Нормальная реакция, доказывающая, что произошли мы все-таки от животных. Ступор, желание замереть, притвориться мертвым есть следствие рефлекса более слабого зверька при виде смертельной опасности. Может, в животном мире подобное и прокатывает, но, на мой взгляд, всегда эффективнее действовать по методу крысы, зажатой в угол. Броситься в морду, выгрызть, выцарапать кусок плоти, а лучше глаз или горло врага, и рвать дальше, пока у него не отпадет охота нападать на тех, кто с виду слабее. Дай понять врагу, что тебе гораздо важнее убить его, нежели выжить самому, – и, скорее всего, ты останешься жив. А если и умрешь, то в пылу битвы просто не заметишь такой незначительной мелочи.

Но сейчас я был не один.

Потому давать волю боевому безумию было рановато.

Печальная статистика – когда пытаешься спасти всех, чаще всего не спасаешь никого и погибаешь сам. Везде и всегда нужно просчитывать шансы, особенно если это касается жизней тех, кто тебе небезразличен.

Шансов в одиночку спасти три десятка людей я не видел. Поэтому я просто заорал: «Бегите за мной!» и, схватив Маргариту за руку, рванул со всех ног к центру арены.

– Странный маневр, – провозгласил кровосос с микрофоном. – Вместо того, чтобы бежать к пирамидам с оружием, несколько хомо несутся прямо ко мне. Хмм, и не только хомо. Осужденные делают то же самое. Странно, я думал, они предпочтут разобраться с палачами, пока у тех не завершилась трансформация. Конечно, до пирамид за столь короткое время не добраться, а драться голыми руками в человеческой ипостаси – чистое безумие, но это все же лучше, чем бессмысленная беготня.

Последние слова вампира донеслись до моих ушей как раз в тот момент, когда мы с Маргаритой вбежали под его подставку. Девчонка чуть не падала, задыхаясь от безумного бега, но держалась молодцом. То есть молчала и слушалась. А это при реальной опасности самое главное, что требуется от женского пола.

Рус, Мангуст и Лада вбежали под площадку мгновением позже – Мангуст был не в лучшей форме, и Русу с сестрой пришлось поддерживать его на бегу. Что ж, хорошо, что они не стали выяснять, что, да как, да откуда Бельский знает Охотника.

– Ты как? – выдохнул Рус.

– Потом, – коротко бросил я, экономя воздух, необходимый легким после эдакой пробежки. – Шеи подставляйте. И руки.

Клинки мечей уже раздвинули кожу на моих ладонях и стремительно вытекали из своих, мягко говоря, необычных ножен. Впрочем, я уже начал к этому привыкать. Но тысяча салабонов, как же больно, когда они вылезают наружу, а потом втягиваются обратно!

Для того, чтобы освободить всех троих от ошейников и наручников, мне понадобилось не больше трех секунд.

И столько же времени понадобилось палачам, чтобы завершить трансформацию.

Не такое уж большое расстояние нужно было им преодолеть, чтобы добраться до нас. И кто знает, как бы всё обернулось, если б они кинулись сразу. Но, видать, тот ликан, что был со мной в одной камере, успел шепнуть собратьям по ремеслу, с кем им придется иметь дело. И палачи – четверо вампиров и два оборотня – бросились ловить людей, чтобы восстановить силы после превращения, которое – по себе знаю – требовало нешуточных энергозатрат. Но одно дело – оперировать парой мечей и совсем другое – полностью изменять форму тела. Думаю, после такой трансформации жрать нелюдям хотелось нереально.

Жуткое это было зрелище. Два вампира развернули крылья и преследовали свои жертвы по воздуху. Один подхватил человека почти сразу. Прямо на лету рванул клыками за горло, приземлился, обнял крыльями – и, осушив человеческое тело, словно сосуд с вином, швырнул на арену мгновенно высохшую оболочку, после чего взлетел снова.

Второму кровососу повезло меньше. Кто-то из людей успел добежать до пирамиды с оружием и, выхватив из нее алебарду, принять на острие пикирующую тварь. Древко прогнулось, но выдержало удар, от которого топор алебарды почти полностью скрылся в груди вампира. Тот заорал дурным голосом, забил крыльями, ударил вслепую руками, перевитыми рельефными мышцами и сухожилиями…

От удара древко алебарды сломалось, человек, удерживающий его воткнутым в землю наподобие рогатины, отлетел в сторону. Но смог подняться и даже побежать, припадая на левую ногу.

Правда, спастись ему было не суждено. Пара вампиров, предпочитающих охотиться на земле, перехватила его – и разорвала пополам. После чего каждый из кровососов припал пастью к своей половине добыче.

Трансформировавшиеся оборотни охотились вдвоем, загоняя жертву. Прижав какого-то несчастного к стеклянной стене купола, они бросились на него одновременно. Но не рассчитали, столкнулись боками в полете и, естественно, промахнулись. Человек, оказавшийся между ними, видать, владел какой-то продвинутой школой рукопашного боя. Не растерявшись, он воспользовался неожиданной паузой в атаке и, пока один из ликанов, врезавшись башкой в бронестекло, мотал головой, приходя в себя, схватил его за лапу и рванул, выводя ее через спину. Ликан страшно завыл и, опрокинувшись навзничь, неистово засучил лапами, одна из которых была вывернута из сустава.