– Может, они и помогают мне шить, – сказала она. Это была интересная мысль. Хорошо бы ее пальцы оказались годны не только на то, чтобы служить отправной точкой грез о несуществующей семье, в которой у всех женщин такие пальцы. Слезы ручьем хлынули у нее из глаз.

– Мэри, все не так уж плохо! – Луиза обняла Мэри за плечи и принялась качать ее, как ребенка. – Поначалу всегда бывает трудно. Потом привыкнешь, вот увидишь.

– Ничего у меня не выйдет, – сказала Мэри потухшим голосом. – Вот, посмотри. – Она достала из кармана коричневый конверт и протянула его Луизе.

На нем она сделала подсчет карандашом. Ничего радостного в этом подсчете не было:

Пансион – 3.00

Обеды навынос – 1.00

Конка – 1.80

____________________

Итого – 5.80

– Это мое недельное жалование, Луиза. Здесь пять долларов сорок семь центов.

– Что ж, Мэри, могу сказать только, что ты еще совсем дурочка. Ты же не грузчик, которому надо таскать на плечах ящики. Зачем тебе обед навынос? Лично я всегда обедаю чашечкой кофе и какой-нибудь мелочью у уличного торговца. Это стоит примерно пять центов. К тому же тебе полезнее ходить пешком, чем ездить на конке. Ты же целый день сидишь взаперти в своей мастерской. Тебе надо только немножко получиться вести дела, вот и все. Теперь пошли. Умойся. Сегодня я угощаю тебя оперой, но для этого нам надо поторопиться, а то опоздаем. Поужинаем, когда вернемся. По запаху чувствую, что у нас сегодня красная фасоль с рисом. Опять! Третий раз за неделю.

– А мне нравится фасоль с рисом.

– Ну и хорошо. Определенно, чего-чего, а этого нам достанется досыта.

К началу спектакля Луиза с Мэри опоздали. На лестнице, карабкаясь на самый верхний ярус, они слышали приглушенные звуки музыки. Губы Луизы беззвучно двигались, вторя хору. Она улыбнулась Мэри.

– «Севильский цирюльник», – прошептала она. – Я всю оперу знаю наизусть, даже партию баса. Мистер Бэссингтон подарил мне на день рождения ноты и либретто.

Для Мэри музыка была волшебным средством забыться, уйти от забот и усталости. До антракта она потеряла ощущение того, кто она и где находится. Затем люстры осветили ложи, бывшие своего рода сценой в миниатюре, и те спектакли, которые в них происходили. Мэри увидела Жанну и Берту Куртенэ, принимавших гостей в своей ложе, и почти не могла поверить, что всего несколько недель назад была там, внизу, рядом с ними. Тогда, сидя в ложе, она даже не заметила галерку. Но теперь, сидя на галерке, было просто невозможно не замечать лож.

Как невозможно было и перестать искать взглядом знакомые лица, и противостоять нахлынувшей волне счастья, когда среди кавалеров в ложе Куртенэ, поднимающих бокалы за здравие Жанны, она не увидела Вальмона Сен-Бревэна. Это означало, что помолвка все-таки не состоялась.

Музыка оркестра, возглавляющего парад, сильно отличалась от музыки в опере. И тем не менее она была по-своему столь же волнующей. Она не поглотила Мэри, не унесла прочь от этого мира, но наполнила ритмами и радостью, превратила ее в неотъемлемую часть окружающей толпы. Ее ноги приплясывали сами собой, а ладони хлопали в такт другим ладоням.

– Мне так хорошо! – крикнула она Пэдди Девлину. Когда парад двинулся дальше, Мэри и Пэдди медленно пошли вместе со всеми по Джексон-стрит к береговому валу. Впереди них люди останавливались, собираясь вокруг дерева с облетевшими листьями.

– Что там? – спросила Мэри.

Пэдди вытянул шею и привстал на цыпочки.

– А, – сказал он, вернувшись в исходное положение, – извещение о смерти. Пойдем, Мэри, поглядим. – Он локтями проложил им путь через толпу.

Прибитый к дереву листок с черной каймой извещал, что Майкл Фрэнсис Коркоран отошел в лучший из миров в субботу, двадцать четвертого ноября. Прощание с покойным состоится в доме на Джозефин-стрит, напротив сиротского приюта для мальчиков. Пэдди попросил Мэри прочесть извещение вслух.

– Допился, значит, наш Фрэнк Коркоран, – сказала худощавая пожилая женщина. – Говорила я, что к тому идет. – В голосе ее звучало удовлетворение.

– Хорошие поминки будут, – сказал какой-то мужчина. – Надо бы поторопиться. – И он стал поспешно проталкиваться сквозь толпу мимо Пэдди и Мэри.

– Куда он так спешит? – сказала довольная собой старуха. – Кейт Коркоран еще, поди, окорок не дожарила. Времени полно.

– Знаете, а она права, – понизив голос, сказал Пэдди. – Давайте пройдемся по валу, как и собирались. А потом, мисс Мэри, пойдем на поминки, если желаете.

– Нет, не желаю. Я никогда не была на похоронах и знать не знаю Коркоранов.

Пэдди подождал, пока они не отошли на некоторое расстояние от дерева и окружавших его людей, и лишь потом сказал:

– Так вы, мисс Мэри, не знаете, что такое поминки? Это совсем не похороны, как вы сказали. Похороны будут потом, и участвовать в них будут только члены семьи. Поминки же – это для новопреставленного и всех, кто его знал. Это как большой праздник. Все будут рассказывать о Фрэнке Коркоране, какой он был замечательный человек. По большей части это, конечно, вранье – он был старым негодяем, избивал жену и пропивал деньги, отложенные на квартплату. Но не грех же немножко приукрасить портрет, вдове на память. Будет отменный стол, бочонок виски, а чуть погодя – роскошный кулачный бой во дворе. Ничего нет лучше поминок!

Мэри пришла в ужас:

– Зачем же драться-то?

– Ради удовольствия. Мужчине немного помахать кулаками – одно удовольствие.

– А вы когда-нибудь дрались, мистер Девлин? Пэдди громко рассмеялся:

– Когда еще пешком под стол ходил. О, многие ходят с переломанными носами благодаря Пэдди Девлину. Но не беспокойтесь, мисс Мэри. Пока с вами рядом Пэдди Девлин, никто вас не обидит.

Мэри подумала о мадемуазель Аннет. Было бы просто замечательно, если бы Пэдди переломал ей нос. Она знала, что он имеет в виду совсем другое, но сама мысль показалась ей чрезвычайно забавной. Хвастовству Пэдди она не очень поверила. Да, люди бранятся, кричат друг на друга, но ведь не бьют же.

Пэдди улыбнулся, полагая, что Мэри рада его покровительству:

– Так значит, вы позволите мне проводить вас на поминки к Коркоранам?

Мэри покачала головой:

– Пожалуй, лучше не надо. Пэдди улыбнулся еще шире.

– Ничего, – сказал он. – Поминки продлятся два-три дня. Я и завтра могу заглянуть.

В спокойном молчании они прошли вдоль берегового вала по тропке, тянущейся между ив. Легкий ветерок шевелил зеленые ниспадающие ветви деревьев, а река рябила от солнечных бликов. Мэри вспомнила конец ноября в горах Пенсильвании и порадовалась зеленым деревьям, траве и теплому солнышку, ласкающему ее плечи.