проблема. Кроме того, надо кровь из носу предупредить «младоюгославов» — передать весточку если не Миловану, то хотя бы Арсо, Ранковичу или Рибару. То есть бежать надо как раз к ним, а там пусть судят, но свои.

Выдал расклады брату, он только хмыкнул:

— Мне безразлично, я и так смертник, терять нечего. Мать только жалко. И сестру.

— Ладно, слезу не пускай, выберемся. Ты здесь какой день?

— Четвертый.

— Схема охраны?

— Днем полно народу, — по-военному четко ответил Сергей, — к ночи почти все уезжают в город. Остаются старший, телефонист и шесть человек на три смены. После отъезда проверяют наличие в камере.

— Ага, похоже на то, что я успел увидеть. Ночуют все в этом доме?

— Нет, половина. Телефонист, старший, один караульный внизу, второй наверху. Остальные четверо отдыхают в гостевом, маленьком. Там вроде казармы.

— Еще кто-то есть?

— Приходящая прислуга, утром привозят, в обед увозят.

Ну что же, не все так страшно…

— Ладно, за дверью лестница наверх, во двор. Справа за углом дверь из дома в сад, за ней ванна и комната прислуги. Слева гостевой домик, за ним должен быть сарайчик с инструментом…

— Откуда ты… — обомлел брат.

Не успел ответить, что я тут фундамент под гостевой домик рыл, как за дверью раздались шаги.

Скрипнул глазок и тут же закрылся — сидельцы на месте, один стенку подпирает, руки в карманы, второй сидит.

— Неважно. Значит, ночью смена один внизу, один наверху…

Что караульные из НКВД, понятно, но там очень по-разному служат. Эти, например, точно не тюремщики, максимум войска по охране тыла фронта, стерегли разве что гауптвахту. Гражданская одежда на них сидит колом, видно, что ребятам в ней неудобно, не привыкли еще. Значит, шансы есть.

Приложили уши к стенам — я к одной, Сергей к другой. Наверху сворачивали деятельность, каблуки простучали по крыльцу, хлопнули дверцы машин… Все, уехали.

— Начали.

Сергей подставил руки, я поднялся над дверью и уперся руками в одну стенку, а ногами в другую. Теперь главное, чтобы проверка быстро пришла, долго я так не продержусь, даже несмотря на выступающие кирпичи. Полегче, конечно, чем полчаса в планке стоять, но все равно, к такому меня судьба не готовила.

Скрежетнул глазок и тут же загремели ключи — в камере один арестант!

Караульный ввалился, сжимая в руке пистолет и осматривая камеру безумными глазами, пытаясь понять, куда делся второй. Тут я и свалился ему на голову в самом буквальном смысле.

Бац! Бац!

Мы с Сергеем почти одновременно вломили нквдшнику, он даже не пискнул. Повязали, сдернули ремень, ботинки и пиджак, забрали оружие.

— Погоди, не обувайся, — остановил я Сергея. — В доме еще трое.

На цыпочках выбрались, свернули направо. Я тихонько подергал дверь — заперто. Да, сейчас бы отмычки… Ладно, есть еще вариант.

Прошли чуть дальше, садовая лестница лежала на своем законном месте под окном каморки. Пошуровали вокруг, нашли проволочку, тихо приставили лесенку, я влез, поддел запор… Верно Глиша говорил — на парадной двери замки танком не свернуть, а вот про другие входы-выходы забывают.

Старший нагло дрых на милиной кровати. Ну что же, нам легче — дали по башке и отыграли свое, гори оно огнем. Внизу телефонист тоже давил массу, уронив голову на столик с тремя аппаратами, второй караульный спиной к нам читал газету, но когда я подобрался совсем близко, вдруг резко свернул ее и встал мне навстречу.

Точнехонько под прямой удар в челюсть.

Черт, я так когда-нибудь руку себе сломаю…

Проснувшийся телефонист подскочил, но промолчал — черное дуло кого хочешь заставит закрыть рот, а что Сергей выстрелит, сомнений не возникало, уж больно у брата на лице все проявлялось.

Минут пятнадцать ушло, чтобы оглушить, раздеть и связать охрану, вставить кляпы из подручных материалов, переодеться самим, выдернуть провода и привести телефоны в негодность. Вспомнил про тайник Милицы в спальне, где она пистолет держала, поднялся — пусто. Ну и правильно, не должно все время везти. Еще пять минут — проверить караульного в подвале.

В гостевом домике тихо, только ночной воздух слегка дрожал над трубой — подтапливали, стенки там тонкие. Все, теперь садовую лестницу к забору, в тени большого дома, шляпы на головы и ходу!

— Куда бежим?

— На юг, Серега, на юг. Там глиняные карьеры…

А за ними — кладбище. Все привычным путем: кутузки и кладбища, кладбища и кутузки.

Но они позади, а на воле хорошо! Свежий воздух пах зеленью и весной, на темном небе гуляли редкие тучи, на минуту-другую накрапывал и тут же прекращался дождик…

Два или три километра мы одолели быстрым шагом за полчаса, проскочили Хаджипоповац, где Сергей все время смотрел направо, на улочки, шедшие прямо в Професорску колонию. Но нет, туда нам точно нельзя.

А еще нельзя в МВД, в ОЗН и другие заведения с охраной. Тем более, что во многих имеются советники из СССР и мы мгновенно засветимся.

Но я знал место, куда можно. Далматинская улица, угол Приморской — пятиэтажный дом в четыре окна по фасаду, одна-две квартиры на этаже, все национализированные…

Лука открыл не сразу — да и кто на его месте в два часа ночи кинулся бы открывать? Он сумрачно разглядывал нас сквозь приоткрытую на цепочке дверь и только убедившись, что это я, впустил в квартиру.

— Что стряслось? — спросил член горкома Коммунистической молодежи.

Да, считай, сделал карьеру, двадцать три года Луке, дальше все по плану: секретарь омладинцев, потом в «большой» горком, годам к сорока изберут в Центральный комитет, а там чем черт не шутит… Нет, даже не к сорока, раньше — Лука парень известный, у Милована на хорошем счету.

— Да ничего особенного, мы из тюрьмы сбежали.

Лука фыркнул:

— Вечно ты, Владо, либо чушь несешь, либо в историю вляпаешься. Кофе будете?

— Лучше пожрать дай, сутки без еды.

— Лука, что там? — спросил сонный женский голос из трехкомнатных глубин.

— Спи, риба, срочные дела, — ответил Лука, а потом добавил для нас: — Невеста.

Я только махнул, моральный облик товарищей коммунистов меня вообще никак не волновал, особенно в нынешней ситуации. Ее-то я и поведал Луке, не без удовольствия наблюдая, как вытягивается у него лицо.

— М-да… — резюмировал горкомовец. — В МВД тебе нельзя, там русские. В ОЗНа тоже…

Я угукнул, а Лука вздохнул и принял решение:

— Позвоню