Чем больше сестер проходило через трапезную, тем тяжелее становилось на душе: Насти не было. Наконец поток иссяк.

– Это все, – сказала мать Анна.

Инститорис задумался, очевидно, прикидывая, не следует ли вызвать монахинь на допрос с пристрастием, но разочарованно вздохнул: повода не имелось.

– Тогда осмотрим тело.

– Оно в храме. – Мать Анна встала. – Пойдемте.

Вслед за аббатисой они вышли в клуатр – внутренний дворик прямоугольной формы, окруженный со всех сторон галереями, двинулись через длинный южный портал. Сердце сжималось: неужели Настя и есть сестра Мария? Дан пытался успокоить себя. Может быть, подруга просто сбежала из унылого места? Но аббатиса не сказала о том, что недосчиталась одной монахини. Или скрывала, чтобы не вызвать еще больших подозрений? Настя не из тех, кто просто так даст себя убить – человеку ли, вервольфу ли, уговаривал себя Дан. С другой стороны, как это похоже на нее: отправиться на опасную ночную прогулку. И что она могла сделать против зверя?..

– Одиллии нет, – шепнул Андреас. – Господь всемогущий, неужели…

Едва ступив в притвор, Дан ощутил, что Настя совсем рядом. Значит, не ошибся: жертвой вервольфа стала именно она. Это она лежит там, в гробу, мертвая, изуродованная… Дан едва не заскрипел зубами от бессильной ярости. Бедная девочка, так и не дождалась его помощи. Что ему теперь делать? Только найти тварь и отомстить? Но это не вернет Настю.

Храм был небольшим, но красивым и ухоженным. Бледные лучи зимнего солнца, проникая сквозь цветные витражные окна, делали церковь словно теплее и уютнее. Гроб с телом стоял возле алтаря. С каждым шагом Дан все явственнее чувствовал: подруга здесь. Еще какой-то десяток шагов, и он окажется рядом.

Пройдя между рядами каменных скамей, аббатиса остановилась у алтаря. Следом подошел Инститорис, за ним – Энгель, Андреас и Ганс. Дан замыкал шествие, мысленно готовясь увидеть то, что осталось от Насти.

– А этих почему не вызвала, мать Анна? – недовольно проговорил инквизитор. – Я же просил: всех.

– Брат Генрих не хуже меня знает: нельзя отрывать от священного долга тех, кто несет бдение над покойницей, – спокойно ответила аббатиса. – Ты можешь видеть, я ничего не скрываю. Сестра Карла и сестра Агна ответят на твои вопросы после.

Подойдя ближе, Дан увидел двух монахинь. Они стояли на коленях перед скамьей, поэтому из-за спинки их не было заметно от дверей. Ладони женщин были сложены, головы склонены, и даже появление Инститориса со свитой не заставило сестер оторваться от молитвы. Но под взглядом Дана тонкие пальцы одной монахини чуть заметно дрогнули. Он ощутил невероятное облегчение: перед ним была Настя! В гробу лежала чужая женщина.

– Это моя сестра! – шепнул Андреас. – Она жива, хвала небесам!

Очень хотелось посмотреть, как теперь выглядит подруга. Судя по узкой прямой спине и тонким кистям рук, Настя попала в тело очень молодой девушки.

Инститорис заглянул в гроб, мельком осмотрел труп, заявил едва ли не глумливо:

– Бдение отменяется. Тело сестры Марии должно быть немедленно предано огню.

Мать Анна на некоторое время онемела от его слов.

– Но брат Генрих… Это противоречит всем христианским канонам!

– А превращение в вервольфа не противоречит христианским канонам? – взвизгнул инквизитор. – Что, если сегодня сестра Мария встанет нежитью и пожрет этих невинных… э-э-э… надеюсь… голубиц?

Мать Анна поджала тонкие губы. Крылья породистого носа подрагивали, холодные серые глаза в окружении смоляных ресниц смотрели строго и холодно. Справившись с гневом, аббатиса сдавленно произнесла:

– Только не на священной земле монастыря…

Инститорис кивнул:

– Этого я и не предполагал. Воины, взялись!

Ученики вчетвером шагнули к гробу. Настя поднялась с колен, пропуская их, а когда Дан поравнялся с нею, вдруг тихо ахнула, зашаталась и стала медленно опускаться на пол. Не задумываясь, он подхватил девушку, чтобы не дать упасть. Она едва слышно, одними губами, прошептала:

– Сегодня в десять у монастырских ворот… – И обмякла, якобы лишившись чувств.

Андреас тоже кинулся к монахине, но на полпути его перехватил Инститорис, завопил:

– Стой! А ты брось сейчас же! – Толстяк даже ногой топнул. – Соблазн дьявольский! Брось, или по возвращении отправишься к экзекутору!

Дан не послушался, бережно уложил девушку на скамью, отошел, опустился на колени перед статуей Богоматери и сделал вид, что истово молится. И действительно, будь он верующим – сейчас горячо благодарил бы за спасение Насти. Вместо этого вспоминал новое лицо подруги: нежная бледная кожа, большие голубые глаза, изящный, чуть вздернутый носик, тонкие губы. Теперешняя Настя была невысокой, хрупкой и, насколько мог судить Дан, сильно проигрывала в формах себе настоящей. На вид он дал бы ей лет восемнадцать, но кто их знает, этих средневековых девиц? Главное, Настя была жива, и его переполняло счастье. Успел, нашел, теперь никому не даст в обиду.

Девушка лежала неподвижно, казалось, даже не дышала. Не знай Дан, какая Настя великолепная актриса – встревожился бы.

– Что это у тебя, мать Анна, сестры такие изнеженные? – возмущался Инститорис.

– Сестра Агна хрупка здоровьем, – невозмутимо произнесла аббатиса. – К тому же происходит из благородной фамилии фон Гейкингов, она ранима и впечатлительна, как все аристократки.

Настя переместилась в тело сестры Андреаса. Дан на минуту задумался: а что случилось с душой? Сознанием? В общем, с сущностью самой Агны-Одиллии? На этот вопрос ответа не имелось, как и на вопрос, что случилось с телом Насти и его собственным. Жаль, если после ухода из этой эпохи девица фон Гейкинг не вернется и тело ее погибнет, но подруга дороже…

– Я приказал вынести гроб! – опять возмутился Инститорис.

Дан с товарищами с четырех сторон взялись за тяжелую домовину и потащили ее прочь из храма. Инквизитор шел сзади, ворчал:

– Осторожнее, это все же не дрова. Ганс, дубина, опусти ниже, того и гляди, покойница вывалится!

Оказавшись за вторыми воротами, ученики опустили было гроб на землю.

– Здесь еще владения монастыря, – сказал Инститорис. – Освященная земля, нельзя.

По прикидкам Дана, тащить домовину пришлось еще не меньше двух километров через поле и пастбище. Наконец, когда впереди показался жидкий лесок, инквизитор смилостивился:

– Ставьте здесь.

Присел над гробом, бесцеремонно задрал платье монахини чуть ли не до шеи, потянул за исподнее:

– Нужно осмотреть как следует. При матери Анне и сестрах это было невозможно.

Сестра Мария была совсем юной – лет пятнадцати-шестнадцати. При жизни она была красива, подумал Дан. Правильный овал лица, прямой нос, красиво изогнутые губы. Великолепное тело – большая высокая грудь, узкая талия, округлые бедра, стройные ноги… Только вот все это изуродовано страшными укусами. Правая грудь выжрана наполовину, вокруг пупка – три кровавые раны, из голени выдран кусок плоти.