Во всех этих заведениях преподавалась политическая экономия. Таков был дух времени, когда оказалось, что без этой науки не может обойтись образованный человек. Для обучения потребовались профессора и учебники. Ни тех, ни других в России почти не было. Вакуум был срочно заполнен подвернувшимися под руку иностранцами и переводными трудами, часто отнюдь не лучшего качества. Уже в 1802 г. вышел в переводе первый том главного труда Адама Смита о богатстве народов, а к 1806 г. издание было завершено. Хотя перевод был весьма несовершенным, а при желании мог рассматриваться как набор курьезов, выход книги Смита имел принципиальное значение для нашей науки. Расходы на издание были покрыты из особого фонда, ассигнованного государством на переводы классиков западной общественной мысли. Таким образом, издание Смита было составной частью системы просвещения русского читателя[103].

В той или иной мере преподавание политической экономии опиралось на идеи Смита, получившие к этому времени на Западе всеобщее признание. В 1803 г. во Франции вышли в свет первые труды Сэя и Сисмонди, в которых оба выступали популяризаторами и проповедниками учения Смита. Эти книги были более доступны русскому читателю, поскольку французский язык был несравненно шире распространен в образованном обществе, чем английский. Некоторые немецкие профессора несли в Россию традиции камералистики – своеобразной смеси общественных наук, которая преподавалась в немецких университетах и была специально нацелена на подготовку чиновников. Однако в этот период сама немецкая камералистика быстро менялась под воздействием идей, проникавших в Германию из Англии и Франции.

Такое сочетание мы находим у Христиана Августа Шлёцера, который в 1801 г. впервые в России начал читать в Московском университете курс политической экономии, а в 1805–1806 гг. издал первый на русском языке учебник политической экономии в двух томах. Одновременно книга вышла в Риге на немецком языке, но следует полагать, что Шлёцер, по меньшей мере, редактировал русский перевод. Примечательно, что автор делает некоторые попытки увязать теорию с реальным положением дел в России.

X. Шлёцер был не чужим для России человеком. Его отец, ученый-историк Август Людвиг Шлёцер, в течение ряда лет работал в России, изучал летописание, содействовал изданию «Истории» Татищева. В своей автобиографии Шлёцер-старший говорит: «Проклятье крепостному праву… С тех пор я никогда не мог без горечи думать об этом изобретении людей – извергов по имени и по делам»[104].

Книга Шлёцера-младшего должна быть признана достижением русской экономической мысли. Впервые на русском языке был дан систематический свод экономических знаний. Впервые вводились во взаимоувязанной форме основные категории политической экономии, такие как стоимость, капитал, ссудный процент, прибыль, заработная плата и многие другие. В теории Шлёцер принял в основном Смитово толкование стоимости и доходов, которое было подхвачено и развито Сэем: стоимость определяется издержками производства и при нормальных условиях обеспечивает доходы капитала, труда и земли как главных факторов производства. Для некоторых важных категорий у Шлёцера или его переводчика еще не найдено устойчивых русских терминов. Например, меновая стоимость именуется «валёр относительный» или «цена относительная», «цена в обмене». Чтобы отличить стоимость от цены и объяснить единство товара как потребительной и меновой стоимости, другие авторы того времени пользовались иногда словом «достоинство». Например: «Достоинство вещи в употреблении различается от достоинства вещи в мене. Первое означает полезность вещи; другое возможность, обладая оною вещью, доставить себе за нее другие»[105].

Структура книги Шлёцера в главных чертах близка к структуре Смитова сочинения. В какой-то степени к Смиту восходит членение всего предмета политической экономии на два больших отдела. В первом трактуются объективные закономерности развития хозяйства как такового с отвлечением от деятельности государства. Во втором специально рассматриваются экономические функции государства и разрабатываются принципы экономической политики.

Шлёцер употребляет понятия «политическая экономия», «государственное хозяйство» и «наука о народном богатстве» практически как синонимы. Первый отдел этой науки на языке автора называется «метаполитическая часть государственного хозяйства». Построенное по аналогии с греческим термином «метафизика», это слово у него призвано подчеркнуть, что речь идет о хозяйственных явлениях, не связанных прямо с государством. Второй раздел он называет «собственная политическая экономия»; слово «политическая» возведено к его греческому корню, означающему государство[106].

Подобное разграничение предмета политической экономии сохраняет актуальность до наших дней. Мы и теперь рассматриваем экономическую науку как единство аналитической (позитивной) и нормативной функций. В соответствии с последней наука должна служить основой для принятия решений в области экономической политики на государственном уровне[107].

Проблема учебников решалась также путем переводов с иностранных языков. В 1812 г. в Казани вышел русский перевод учебника, написанного профессором Геттингенского университета Г. Сарториусом, видным последователем и популяризатором Адама Смита в Германии. В первой четверти XIX в. Геттингенский университет играл важнейшую роль в русско-германских научных и культурных связях. Пушкин отразил этот факт, наградив Владимира Ленского «душою прямо геттингенской» и отметив, что из Германии он, в частности, привез «вольнолюбивые мечты». Сарториус был любимым профессором русских студентов, и, возможно, это повлияло на выбор учебника для перевода.

Переводчик, адъюнкт исторических наук и политической экономии Казанского университета Петр Кондырев (человек, вероятно, молодой) оказался на высоте поставленной перед ним задачи. Он не только хорошо перевел Сарториуса, но и снабдил книгу весьма дельными предисловием и приложениями. Формулируя основные расхождения последующих экономистов со Смитом, он выделяет пять таких областей: 1) о стоимости и ее мериле (в отличие от Смита, «оное полагают то в редкости и пользе, то в нужде и пользе, то в мнении о вещах и т. д.»); 2) о степени применимости основного смитианского принципа свободы труда и капитала; 3) о способах согласования выгоды частной и общественной; 4) о производительном и непроизводительном труде; 5) о налогах[108].

Русский ученый здесь метко схватил главные линии критики Смита и с незаурядной проницательностью выделил научные проблемы, которым было суждено большое будущее. К этому можно добавить, что Кондырев дал в приложении полную и грамотно составленную библиографию экономической литературы конца XVIII в. и начала XIX в.

Книга содержит еще одно крайне любопытное приложение – список подписчиков (вне Москвы и Петербурга), на основе которого, вероятно, был определен тираж. Выясняется, что Казанский университет заказал 50 экземпляров (несомненно, для использования в качестве учебника или учебного пособия), Астраханская губернская гимназия – 25, Симбирская гимназия -10, ученики Нижегородской гимназии (поименно) – 7 и т. д. Несколько сот экземпляров заказали помещики, чиновники, высшие духовные лица. Но среди подписчиков мы встречаем немало купцов, мещан, низшего духовенства. Судя по этому списку, тираж был значителен. Восточными и северными пределами распространения