от книжки? По поводу «Сквозь строй» Лев Николаич сказал: «Талант, большой талант. Но — жаль! — слишком начитался русских журналов. И от этого его рассказ похож на корзину кухарки, возвращающейся с базара: апельсин лежит рядом с бараниной, лавровый лист с коробкой ваксы. Дичь, овощи, посуда — все перемешано и одно другим пропахло. А — талант! На отца он наврал, — не было у него такого отца».

Против сего отзыва я возразил заявлением, что, несмотря на огромные труды, потраченные мною в целях поучения Скитальца от разных книг, он, Скиталец, по лености своей и по упрямству лени, труды мои отверг и никогда ни одной книги до конца не мог прочитать, анафема!

Л[ев] Н[иколаевич] хохотал и дразнил меня всячески, и со смехом уверял, что хоть лопни я — а конституции не будет. Я же возражал — будет! Продолжайте лишь Вы Ваше дело, а мы — поможем. Ныне он снова болен, все теми ж перебоями изгоревшего сердца.

3. А что — получили Вы четвертый акт? Сообщите. Пьеса — репетируется. Распределение ролей — прекрасное. Идет — в феврале.

Дурак Амфи[театров] написал в 3 № «России» чорт знает что о «Знании». Читали?

Болванище Ганейзер изобразил меня и Чехова в «Пет[ербургских] вед[омостях]» от 25 или 1-го. Не помню. Глупо, скучно.

В «Моск[овских] вед[омостях]» статья Басаргина о «Троих», озаглавлена — «Бесстыдная проповедь цинизма». Здорово! Доказано, что я — «радикально невежествен».

Видеть Вас здесь—очень нужно. Ибо — во-первых — Чехов желал бы найти путь к разрыву с [А. Ф.] Марксом. Не покажете ли Вы договора кому-либо из хороших адвокатов? Не нарушается ли договор фактом продажи дела? — если факт этот — факт? Графиня Толстая жаждет говорить с Вами об изданиях соч[инений] Л[ьва] Н[иколаевича].

Я — буду говорить о многом. Мне до чортиков жаль Антона Павлова! Деньги он все прожил, писать—не хочется, ибо — противно же работать на Маркса.

Да! Однажды я провозгласил такой догмат: «Писатель должен быть жесток». Нужно прибавить к этому: «и умен».

Здесь — снег. И это так нелепо, так карикатурно и скучно! Снег — на кипарисах! Это похоже на старуху лет семидесяти в подвенечном платье,

4. Что Андреев? Списались Вы с ним по вопросу о втором издании? Мне он не пишет, очевидно, все еще женится. Аванс под второе издание просил?

5. Пошлите в Академию художеств Илье Яковлевичу Гинцбургу, скульптору, 100 р. Это для того, чтобы он выслал мне статуэтку Льва Николаевича]. Пошлите от М. Горького. Пожалуйста, ибо, если Вы этого не сочините, — Л[ев] Н[иколаевич] сам сделает, чего я не хочу по некоторым основательным соображениям. Христа ради!

Когда Вы приедете? До смерти моей или уже после похорон?

Сообщите об этом.

Ваш А. Пеш[ков]

В[ладимиру] письмо послали? Письмо 15 о Голов[инском] получил. Чорт с ним!

189

К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

Начало [середина] января 1902, Олеиз.

Уважаемый Константин Сергеевич!

По словам Антона Павловича — начались репетиции мсей пьесы. Будьте добры принять к сведению мой взгляд на действующих лиц.

Главными фигурами являются — Нил и Поля. Они оба мало говорят — что поделаешь! — больше говорить им нельзя.

Нил — человек спокойно уверенный в своей силе и в свеем праве перестраивать жизнь и все ее порядки по его, Нилову, разумению. А его разумение истекает из здорового, бодрого чувства любви к жизни, недостатки которой вызывают в душе его лишь одно чувство — страстное желание уничтожить их. Он, рабочий человек, знает, что жизнь тяжела, трагична; но все же — лучше ее нет ничего, а она должна и может быть исправлена, перестроена его волей, сообразно его желаниям. Он — всегда спокоен, жесты его округлы, не резки, а грациозны, ибо в каждый из них он влагает силы — по инстинкту, не больше и не меньше того, сколько следует. Раздражаясь, он говорит твердо, отчетливо, — как топором рубит. Его возмущение, его гнев — все в нем здорово, крепко, а не — нервно и резко. Он быстро успокаивается, но никогда — не уступает.

Поля — скромна, проста и способна на всякое геройство без фраз, без рисовки. Полюбит — раз на всю жизнь, поверит — тоже. Говорить — не умеет, немножко конфузится, заикается, но — коли говорит, так уж верит в правду слов своих, готова сказать их всюду, всем и все вынести за них.

Тетерев — хотел быть героем, но — жизнь его одолела, смяла, и он ее ненавидит за это. Считая себя богато одаренным — относится к людям свысока. Из всех окружающих его — уважает только Нила, понимая, что этого — не сломишь. На Шишкина смотрит как на хорошего ребенка — с доброй улыбкой. Мещан — воистину ненавидит, считая их — совершенно справедливо — врагами свободно думающих и чувствующих людей, губителями жизни. Неуклюж, и этим даже рисуется.

Перчихин и Елена — люди родственные. Оба живут не мудрствуя лукаво, умея находить и смысл и наслаждение в самом процессе жизни. Оба — инстинктивно склонны более к хорошему, чем — дурному. Елена любит быть дрожжами, она ясно, весело улыбается, у нее множество живых жестов, она любит, чтобы за ней ухаживали, чтобы жизнь вокруг ее — кипела радостью, пенилась смехом. Любит Петра из жалости, т. е. даже и не любит, но хочет заразить его счастьем жизни, хочет, чтоб он смеялся. Считает делом чести рассмешить, развеселить покойника, если он сопротивляется, готова ради этого лечь с ним рядом в гроб. Курит тоненькие папироски, умеет хорошо одеться, хотя и дешево. Перчихин — слаб. Понимая, что, ежели жизнь всосет его в глубь себя, она сделает с ним все, что захочет, он, с откровенной хитростью, обходит ее краешком и ухмыляется — надул, дескать, что, взяла?

Акул[ина] Иван[овна] — вся в любви к детям и мужу, вся в желании видеть всех окружающих любящими друг друга, кроткими, сытыми. Часто шмыгает носом и все покачивает головой. Суетлива, пугается шума.

Старик — в нелепом, раздражающем душу положении. Жил чорт знает сколько времени, работал не покладая рук, мошенничал для усиления результатов работы и — вдруг видит, что все это зря! Не стоило, пожалуй! Не для кого. Дети — решительно не удались. И жизнь начинает его страшить своим смыслом, которого он не понимает. Говоря, он разрезает воздух ладонью руки, как ножом — поднимет руку к лицу и от носа, не сгибая локтя, движением одной кисти — разрежет воздух. Движения медленны.

Петр — хочет жить спокойно, вне обязанностей к людям, но, чувствуя, что жить так — недостойно человека, ищет оправдания себе, не находит, раздражается. Найдет он нужные оправдания своего отношения к людям или не найдет — все равно! — он будет мещанином, таким же крохобором, как его отец, не столь сильным и работоспособным, как отец,