и души, и прямолинейный, героически настроенный демократ, преждевременно изготовивший свой лоб для удара о стену, — не уживаются они! Боюсь — они расходятся все дальше, боюсь, что там, где должно бы родиться уважение и доверие, — рождается ненависть, с одной стороны, боязнь — с другой. Вот в чем дело.

Бывают у меня разные людие, по преимуществу из простых. Бывают Толстые и другие разные. О господи!

Жду Вас, но, кажется, — не дождусь!

Получены телеграммы о деньгах. Спасибо. Но — не переводите на казначейство, ибо я обязан подпиской о невыезде из Олеиза без разрешения исправника, а просить таковое разрешение — довольно противно. Посылайте в Кореиз и на жену.

До свидания!

Все же в глубине души моей живет слабая надежда видеть Вас здесь.

А. Пешков

192

Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

13 [26] января 1902, Олеиз.

Милый Николай Дмитриевич!

Забыл я — отвечал тебе на письмо твое о сборнике и Пятницком или — не отвечал? Дело в том, видишь ли, что У меня такая куча всевозможной переписки и такой беспорядок в башке, что я постоянно забываю во-время отвечать на деловые письма и этим часто побуждаю людей думать обо мне чорт знает как плохо. Ну, ладно, это пустяки.

Письмо твое послано мною Пятницкому с приличной случаю припиской. Посему, пожалуйста, подожди решать вопрос о месте издания сборника. «Знание» может издать дешевле — это раз, лучше распространить — это два и три — самое главное! — фирма эта пользуется у публики и на рынке известным доверием. Ты пишешь, что больше к Пятницкому обращаться не сможешь. Ну, зачем же так много самолюбия в столь серьезном деле! Нужно тебе сказать, что Пятницкий один везет огромный воз — все дела «Знания» — и страшно завален работой. Затем — письмо к нему могло и пропасть, последнее время это часто случается с письмами.

Переговоры с Пятницким я начну, а он тебе подробно ответит, если уже не ответил.

Затем — у меня к тебе огромная просьба, удовлетворив которую, ты окажешь мне крайне ценную услугу. Я прошу тебя — войди членом в Московское о-во содействия устройству общеобразовательных развлечений! Войди сам, введи жену — которой кланяюсь, — введи товарищей и вообще постарайся пополнить количество порядочных людей в этом обществе, делающем огромной важности дело. Тащи туда Голоушева, Андреева, Махалова, Белоусова — всех своих! — а жена твоя пусть тащит — своих.

Еще — я очень прошу тебя — познакомься с тов. председателя этого о-ва — Анной Васильевной Погожевой, женщиной очень интересной, умной — душой этого дела. Председатель — Скирмунт, ты его знаешь.

Будь добр — исполни эту просьбу! В о-ве ты нашел бы и для себя прекрасную, захватывающую душу, работу, если б, напр., поставил себе целью организовать литературные вечера в нем. Подумай!

Крепко жму твою руку.

Извини меня за молчание — если до этого письма я не писал тебе ответа на твое.

Твой А. Пешков

Пиши мне:

Кореиз, Таврич. губ.,

Олеиз, — жене.

193

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

13 [26] января 1902, Олеиз.

№ 4.

Мудрый дяденька, суровый писатель длинных писем прямыми буквами! Кланяюсь Вам и благодарю Вас искренно, ибо Вы для меня — как отец, мать, как источник всякой практической и разной иной прозорливости и т. д., и, чорт Вас возьми, крепко Вас обнимаю, славная Вы моя душа!

Ай-Петри я не хочу покупать — пока. Это не уйдет от меня, надеюсь.

Я работаю — с увлечением — над сокращением М. Горького. Первый том — сократил немного. Сокращаю — пятый. Прикрашу Пашку, включу в его речи несколько — два-три — кратких стихотворения, а у Ильи и прочих поотнимаю излишек слов.

Нет, — искренно говорю Вам! — трудная это работа — проверка самого себя! Порою — на часок, на два — я даже превращаюсь в черного, как трубочист, пессимиста, и в башке у меня роятся тогда мысли, очень нелестные для М. Горького. Десять лет я печатаюсь, десять лет, сударь Вы мой!

Веду я грустно счет годам, и — дума тяготит мне душу, — что ничего я не разрушу и — ничего я не создам! А впрочем — мы еще посмотрим! И — еще попишем! Я не кокетничаю, нет! Шумит прибой волн морских, в душе рождаются новые мелодии — горит душа костром, перегорит — помрем! — а до той поры кое-что осветим, кое-кого погреем и — нагреем! Ей-богу! «На отчаянность пошел Ванька!»

Будьте Вы столь великодушны, ответьте на письмо Телешова к Вам по поводу сборника, затеянного им. Дело это — не дурнее, не вредное. Он, Тел[ешов], прислал мне сердитое письмо по поводу Вашего молчания. Его адрес: Москва, Чистые пруды, д. Тереховой, Никол[ай] Дмитр[иевич] Телешов. Пожалуйста, ответьте, очень прошу. Хотелось бы мне, чтобы этот сборник вышел под фирмой «Знания», но пока я еще не знаю его содержания. Телешов дает хороший свой рассказ из «Жур[нала] для всех», Андреев — «Курносого», я — «Преступление», Чириков — «Свинью» и еще что-то. Еще будут Тимковский, Вересаев, Елпатьевский, кажется, Короленко, б[ыть] м[ожет], Чехов и многие другие.

С еврейским сборником — движется. Получил письмо от Рабиновича — звезды современной литературы на жаргоне, он берется редактировать сборник по 20 р. с листа, а за свои рассказы берет по 40. Это — благородно. Потемкин вступил в переговоры с художником Лилиеном, — оригинальный художничек! 12 листов избранных рассказов — есть уже.

Ну, пока всего Вам хорошего!

Хорошо живет город Нижний-Новгород! Во всю мочь скандалит! 6-го была там вечерка в Коммерческом] клубе. С эстрады кто-то что-то начал говорить, и такое, знаете, светлее, что распорядители вечерки нашли нужным потушить огни, — за ненадобностью. Раньше сего случая двадцать пять человеков погрузились во тьму, но скоро должны будут излезть снова на свет божий. А после этого — еще семеро прихворнули. Обыватели нижегородские жалуются — со смехом — на учащение неожиданных и не особенно приятных визитов и в ночные и в дневные часы. Повально визитируют.

А между тем — все идет своим порядком, и — провинциальная пресса действует — молодцом, чему прилагаю некие доказательства.

Руку жму и обнимаю.

А. П.

При сем прилагаю чудовищно хороший — по-моему — рассказ Леонида.

194

В. А. ПОССЕ

Январь 1902, Олеиз.

Ты, видимо, не получил моих писем или — получив их — плохо читал. Но пререканиями заниматься некогда ни мне, ни тебе, я думаю. Героические слова — тоже не советую говорить, — теперь у нас, ввиду обилия таких слов, они дешевы, а мне слушать их нет надобности, ибо они никогда ни в чем меня не убеждали. Вообще —