— Помилуйте, — перебил я его. — Это не с героем случилось. Это со мной лично случилось. Я этого нигде не описывал, это, может быть, ваши агенты подсмотрели.

— Ну не надо, — поморщился маршал, — не надо нам сказки рассказывать. Вы же неглупый человек и видите, что мы про вас все знаем. А вот, скажем, когда вы сон описываете, это дело совсем другое. Я даже удивился. Оказывается, вы умеете изображать и хорошее. Я когда читал про то, как там солнце все время светит, пальмы растут, птички поют и девушки ходят в теннисных юбочках… Когда я дошел до описания этого сна (а там сначала не понятно, что это сон), я подумал: ну вот, вот! Умеет же, сукин сын! И я ожидал, что дальше все будет в этом же духе. И только я разогнался, а тут снова-здорово, свинина вегетарианская. Тьфу! — он сплюнул и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету.

— И вообще, что это вы эту свинину забыть не можете? Мы же вам дали все. Вам и яичницу подают, и ветчину, и паштеты, и икру всякую. Чего вам еще не хватает? Кофе? Ну мы же не знали, что вы такой заядлый кофейник.

Пожалуйста, будет вам кофе, какой хотите. Кстати, можем заказать и сейчас. Вы какой предпочитаете?

— Турецкий, — сказал я в полной уверенности, что они о таком даже не слышали.

Маршал хлопнул в ладоши, и в дверях немедленно возникла секретарша.

— Три кофе! — сказал ей маршал. — Ему турецкий, мне капучино…

— А мне кукурузный, — скромно сказал Дзержин.

Секретарша вышла и в ту же секунду вернулась с подносом. И я получил настоящий турецкий кофе. Может быть, я по нему так соскучился, но мне показалось, что я никогда в жизни не пил кофе вкуснее.

Я набрался наглости и спросил маршала, к какой категории потребностей он относится.

— Я об этом как-то давно не думал, — сказал он. — По-моему, я вообще вне потребностей. Но вернемся, однако, к вашему сну. Если уж вам приснилась такая прекрасная жизнь, почему бы вам не развить это дальше? Слушайте, ведь на самом- то деле мы все живем иллюзиями. Сон первичен, а жизнь вторична, и это легко доказуемо. Ну вот посмотрите. Иной раз нам снится что-нибудь неприятное, но мы не всегда хотим при этом проснуться. А когда неприятное происходит в жизни, нам всегда хочется заснуть. И это правильно. Потому что сон гораздо богаче жизни. Во сне мы едим, что хотим, имеем тех женщин, которых хотим, во сне мы умираем и воскресаем, но в жизни нам удается только первая половина.

Тут влетела взволнованная секретарша и сказала маршалу что-то на ухо. Берий Ильич тоже заволновался, вскочил на ноги, схватил трубку красного телефона.

— Да, — сказал он. — Взрослый на проводе. Так точно! Слушаюсь! Сейчас будем.

Он положил трубку и повернулся ко мне очень возбужденный.

— Нас вызывает Горизонт Тимофеевич.

— Кто? — удивился я.

Он удивился еще больше.

— Вы что, до сих пор не знаете, кто такой Горизонт Тимофеевич? — И посмотрел на Дзержина.

Дзержин посмотрел на меня. Я пожал плечами.

— Горизонт Тимофеевич Разин, — объяснил маршал, все еще волнуясь, — является председателем Редакционной Комиссии и, по существу, можно даже сказать и так, наместником Гениалиссимуса на Земле. Слушайте, вы уж, пожалуйста, с ним не спорьте. Что он будет предлагать, на все соглашайтесь. В крайнем случае потом мы что-нибудь отобьем. А ну-ка, я на вас посмотрю. Вид у вас, конечно, так себе. Ну, да ладно. Поправьте воротничок и пойдем. А ты подожди нас здесь, — сказал он Дзержину.

Наместник Гениалиссимуса

Мы опять шли по каким-то залам и переходам. Автоматчики вытягивались в струнку, щелкали каблуками и брали на караул.

Секретарем у председателя Редакционной Комиссии был пожилой генерал-полковник. Но суетился он, как сержант.

— Ага, это вы! — сказал он, нервно суя мне руку. — Горизонт Тимофеич как раз после процедуры, так что он может с вами поговорить. Прошу вас.

Открыв дверь в кабинет, он первым туда вошел, но тут же остановился, пропуская нас с Берием Ильичем. Наконец-то первый раз в Москорепе я увидел старого человека! Да еще какого!

Он сидел в инвалидном кресле не за столом, а почти посреди кабинета. Из-под кресла выходили, тянулись к задней стене и уходили в нее два — желтый и красный Шланга. Старик, сидевший в кресле, представлял собой полную развалину голова набок, язык вывалился, руки висели, как плети. Из левого уха у него торчал толстый провод с микрофоном в виде рожка. Старик, кажется, спал. Но как только мы вошли, стоявшая рядом с ним медицинская сестра воткнула ему прямо сквозь брюки шприц. Он дернулся, проснулся, хотел выпрямить голову, но она упала на другую сторону. Глаза, однако, остались почти открытыми.

— Кто такие? — спросил он, разглядывая нас всех недовольно.

Маршал живо подкатился к нему, схватил рожок и, приложив его к губам, почтительно сообщил:

— По вашему приказанию Классика к вам привел.

— Ага, — сказал Горизонт, еле ворочая языком — Клафика. Ну, подойди, Клафик, подойди-ка фюда.

Я приблизился и взял из рук маршала рожок.

— Здравствуйте! — прокричал я в рожок.

— А нифего, — прошамкал председатель, — нифего фебя фуфствую. Видифь, у меня тут два фланга. По волтому первифный продукт подается, а по крафному вторифный отфафываетфя, так что органивм действует. — Он хотел опять поднять голову и даже достиг в этом некоторого успеха, но не успел удержать ее, и она упала на грудь. Впрочем, сестра приблизилась к нему сзади, поставила голову вертикально и осталась ее придерживать.

Кажется, старик оживал все больше. В глазах его даже появилось что-то вроде любопытства ко мне.

— Так вот ты какой! — сказал он с видимым одобрением. — Хороф, хороф. И фколько тебе годов-то?

— Скоро сто будет, Ваше Высокопревосходительство! — прокричал я в рожок.

— Молодой ефе, — заметил председатель. — А мне вот уве фто фетыре, а тове ефе нифего. А фто это ты в таком фине ходифь?

Я осмотрел быстро свою одежду.

— Если вы фином называете мои штаны, Ваше Высокопревосходительство, то я тут совсем ни при чем. Такие выдали. А я-то приехал в хороших штанах, в нормальных.

— Да что вы такое говорите! — сердито зашептал генерал-полковник. Горизонт Тимофеевич говорит не в фине, а в чине.

— Да, — сказал Горизонт Тимофеевич Берию Ильичу, — надо его повыфить, он вфе-таки наф клафик.

— Будет исполнено! — прокричал Взрослый в рожок. — Майора ему дадим. Или даже полковника.

— Вафем полковника, — сказал Горизонт. — Генерала. Ты, крафавица, — попытался он поднять глаза к сестре. — Головку-то мою так не дервы. Когда я киваю, ты ее немнофко так отпуфкай.

Но сестра на него не понадеялась и сама покачала его головой.

— Хорофо, — одобрил ее действия председатель. — Хватит. Знафит, ты фоглафен убрать там вфяких Фимов и таких вот профих?