Чтобы заплатить за переезд трех мисс Ревель в Индию, их матери пришлось занять денег и для обеспечения уплаты долга застраховать свою жизнь. Беспринципный мистер Ревель воспользовался этим и занял сумму, которая превосходила половину ее приданого, а миссис Ревель подписала бумагу, не прочитав ее. Когда ее доходы с капитала сильно уменьшились, она узнала о предательстве мужа. Миссис Ревель стала получать самые маленькие проценты, а муж совершенно бросил ее, зная, что теперь он никоим образом не получит от нее ни пенни. Его смерть на дуэли последовала вскоре после этого; почти в то же время миссис Ревель заболела ужасной болезнью — раком, внедрившимся в нее так глубоко, что излечить несчастную от этого недуга было невозможно. Но она осталась прежним легкомысленным, бессердечным существом; по-прежнему вздыхала о развлечениях и сожалела о том обществе, в котором вращалась до своего замужества. Между тем, со времени уменьшения ее доходов знакомые стали покидать ее, и в период возвращения Изабеллы она почти все время страдала в одиночестве, так как у нее бывал только Хевесайд, да еще двое-трое старых друзей.

Мать встретила Изабеллу равнодушно; через десять минут, услышав, что дочь сделалась богатой и собиралась окружить ее удобствами, миссис Ревель очень обрадовалась и осыпала ее поздравлениями. Неизлечимая болезнь была на время забыта, и хотя страдания по временам заставляли мускулы лица несчастной сжиматься, едва приступ проходил, она забывала о своем отчаянном положении.

Худая, изнуренная, она опять мечтала о возвращении в пышное общество, о том, что будет вывозить Изабеллу на частые вечера и сопровождать в театры и собрания, хотя стояла на пороге вечности. Изабелла вздыхала, слушая мать и глядя на ее изменившееся лицо и фигуру. Иногда она упоминала о состоянии ее здоровья, старалась внушить ей ту серьезность, которой требовало ее ужасное положение, но все было напрасно: миссис Ревель уклонялась от этого разговора.

Не прошло и недели, как она села в экипаж и поехала с визитами к своим бывшим друзьям, чтобы рассказать им о том, как ее дочь разбогатела. Большая их часть давно уже велела говорить: «Нет дома», — когда являлась миссис Ревель. Немногие, к которым по небрежности портье она теперь попала, обрадовались такому недосмотру, узнав от нее новость. «Ах, они очень рады; Изабелла была всегда такой милой, девочкой, они надеются, что теперь миссис Ревель перестанет жить затворницей, ведь она обещала им всегда бывать на их вечерах» Наследница имеет немаленькое значение, когда есть столько младших братьев без состояний; и вот раньше, чем пролетел короткий месяц, миссис Ревель, к своему восторгу, увидела, что визитные карточки и приглашения усеяли стол ее гостиной.

Изабелла сознавала, что ее мать с каждым днем все больше и больше изнемогает от усталости и напряжения, и глубоко сожалела об этом. Ей пришло в голову, что, сказав о своей помолвке с Ньютоном Форстером, она остановит миссис Ревель от такого неприятного самоубийства. И девушка воспользовалась удобным случаем и рассказала обо всем матери; миссис Ревель выслушала ее с удивлением.

— Что я слышу, Изабелла? Как! Этот молодой человек, который так часто бывает здесь? Ведь ты можешь получить титул, положение в обществе, а дала слово капитану судна ост-индской компании! Вспомни, Изабелла, что теперь, когда умер твой бедный отец, я твоя законная покровительница, а я надеюсь, что в тебе достаточно сознания дочерних обязанностей, чтобы не думать о браке без моего согласия! Удивительно, как могла ты решиться дать слово, не попросив у меня совета. Поверь, я не дам согласия. Итак, перестань об этом думать.

Изабелла могла резко возражать, но не сделала этого; она в коротких словах дала матери понять, что ее решение неизменно, и пошла одеваться, чтобы поехать на блестящий бал, на котором согласилась быть в угоду матери.

Это был первый их значительный вечер, и миссис Ревель считала его возвращением в большой свет.

Утром она страдала сильнее обыкновенного. Ей пришлось даже прибегнуть к помощи восстанавливающих силы медицинских средств, но одна мысль о возможности опять вмешаться в веселую, нарядную и модную толпу придала ей мужества, закалила против боли, сделала равнодушной к болезни.

— Мне кажется, — задыхаясь, сказала миссис Ревель своей горничной, — вы могли бы затянуть меня немного посильнее, Мартина.

— Право, миссис, шнуровка почти совсем сходится.

— Нет, нет, сегодня мне совсем не больно. Так, теперь хорошо

Горничная окончила свое дело и ушла из комнаты. Миссис Ревель нарумянила впалые щеки и, изнемогая от усталости и страдания, шатаясь, подошла к кушетке, чтобы немного оправиться и тогда сойти вниз.

Через четверть часа совсем готовая Изабелла вошла в комнату матери и позвала ее. Миссис Ревель, которая сидела, откинувшись на спинку кушетки, не ответила ей. Изабелла подошла ближе: мать была мертва.

Глава XLVI

Может быть, читателя удивил решительный и диктаторский тон, которым Джон Форстер говорил с Ньютоном, но, как и сказал старик, он мог ждать одной награды после целой жизни, полной труда, а именно: возможности по-своему располагать плодами своих трудов. Так он думал и находил неразумным, что Ньютон, в силу чувства, которое старик принимал за простое юношеское увлечение, разрушал его давно обдуманные планы. Если бы мистер Форстер мог в достаточной мере оценить любовь племянника, он, вероятно, не был бы так решителен, но любовь никогда не проникала в его сердце. Он всю жизнь только работал. Любовь никогда не посещала его сердце.

Он всю жизнь только работал. Любовь же идет об руку с праздностью и довольством.

Джон обращался с племянником по-прежнему добро и ласково, и они никогда больше не затрагивали неприятной темы; тем не менее, сказав, что он изменит завещание, старик намеревался сдержать слово, если только племянник после зрелых размышлений не подчинится его желаниям.

Когда Ньютон увиделся с Изабеллой, он сказал ей обо всем случившемся.

— Я не хочу, — ответила она, — лицемерить и не стану отрицать, что меня глубоко огорчает решение вашего дяди; сказать, что я никогда не войду без согласия мистера Форстера в его семью, я не могу, мои чувства не позволяет сделать этого; следовательно, нам нужно ждать, и я думаю, мы добьемся успеха.

Ньютон, более благоразумный, чем большинство молодых людей, согласился с Изабеллой, и, довольные сознанием взаимной привязанности, они не старались ускорить свадьбу.

Следует вспомнить о том, что Ньютон Форстер считал сундук, спасенный им из воды в бытность свою помощником капитана баржи, собственностью маркиза Фонтанжа. Во время плавания он не раз говорил об этом с