Я сомневаюсь, что жил когда-либо человек отважнее, чем Майки. Он не терял самообладания под жесточайшим огнем, всегда оценивал ситуацию и отдавал единственно верные приказы, даже если это было практически невозможно. И потом этот финальный, чистой воды героический акт. Не поступок, но акт великой доблести. Лейтенант Майки был прекрасным человеком и великим офицером SEAL. Даже если ему поставят памятник высотой с Эмпайр-Стейт-билдинг, для меня он никогда не будет достаточно высок.

Майки все еще был жив и продолжал действовать, удерживать левый фланг. Я оставался справа, мы оба стреляли точно и осторожно. Я все еще пытался забраться хоть немного повыше. Но истощенная армия талибов изо всех сил мне мешала, и каждый раз, когда я пытался продвинуться даже на несколько метров, они отбрасывали меня назад. Майки тоже все еще пытался взобраться выше, и у него это даже получилось. Ему удалось протиснуться в известняковые пласты над тем местом, где я стоял. Это была хорошая позиция для атаки, но ужасная с точки зрения защиты. И я знал, что она наверняка станет последним рубежом Майки.

Именно тогда Акс подошел прямо ко мне в каком-то непонятном шоке, делая лишь минимальные усилия, чтобы оставаться под прикрытием камней. Потом я увидел рану: правая сторона его головы была почти снесена выстрелом. Я прокричал: «Акс! Акс! Давай, друг! Иди-ка сюда, вот прямо сюда».

Я указывал на расщелину среди камней, где мы могли бы найти укрытие. И он попытался поднять руку, в подтверждение того, что он меня слышал. Но не смог. Акс продолжал идти, медленно, наклонившись вперед, уже без автомата. У него остался только пистолет, но я знал, что он не может держать его, целиться и стрелять. По крайней мере, он двигался в укрытие, несмотря на то, что никто не смог бы выжить с такой раной в голове. Я знал, что Акс умирает.

Майки все еще стрелял, но внезапно я услышал, как он прокричал мое имя – это был пробирающий до костей, полный первобытного ужаса крик: «Помоги мне, Маркус! Пожалуйста, помоги мне!» Он был моим самым лучшим другом, но он находился в тридцати метрах выше по горе, и я никак не мог подобраться к нему. Я едва мог идти, и если бы вышел на два метра из моей защищенной позиции, в меня всадили бы сотню пуль.

Тем не менее я осторожно выбрался из-за камней и попытался обеспечить ему прикрывающий огонь, заставить этих уродов отступить, дать ему небольшую передышку до тех пор, пока не смогу найти способ подняться туда и при этом не лишиться способности действовать.

Все это время он кричал, называя меня по имени, умоляя меня помочь ему выжить. Я не мог ничего поделать, только умереть вместе с ним. Даже когда у меня осталась лишь пара магазинов, я все еще верил, что смогу убить всех этих придурков в тюрбанах и каким-то образом спасти его и Акса. Я очень хотел, чтобы Майки перестал кричать, чтобы его агония закончилась. Но с промежутками в несколько секунд он снова и снова звал меня. И каждый раз, когда это происходило, меня будто резали ножом по сердцу. Слезы бесконтрольно полились из моих глаз, уже не в первый раз за этот день. Я бы сделал что угодно для Майки, я бы положил за него свою жизнь. Но моя смерть там, на этой обнаженной каменной породе, не спасла бы его. Если я и мог спасти его, то только оставшись в живых.

Потом так же внезапно, как и начались, крики прекратились. Несколько секунд стояла тишина, будто бы даже талибы поняли, что Майки умер. Я двинулся немного вперед и посмотрел в его сторону. Я увидел, как четверо дикарей спустились к расщелине и выпустили несколько очередей в его мертвое тело.

Крик прекратился. Для всех, кроме меня. Я все еще слышу Майки каждую ночь. Я все еще слышу возгласы, заглушающие все, даже смерть Дэнни Дитца. Несколько недель я думал, что схожу с ума, потому что так и не смог этого забыть. Пару раз я слышал его даже при свете дня и, словно в полузабытьи, вжимался в стену, прикрывал уши руками и плакал.

Я всегда считал, что от такого рода психических проблем страдали другие люди, обыкновенные люди, но никак не бойцы SEAL. Теперь я знаю реальность. А еще я сомневаюсь, что опять когда-нибудь буду спокойно спать ночью.

Дэнни мертв. Майки тоже мертв. Акс умирает. Сейчас нас было двое, но это продлится недолго. Я решил спуститься туда, где прятался Акс, и погибнуть рядом с ним. Теперь я уже знал, что вряд ли есть еще надежда на спасение. Сверху надвигалось еще человек пятьдесят, и, возможно, к этому моменту они охотились только на меня.

Почти десять минут я стрелял в ответ им, крадущимся позади меня, производя лишь редкие выстрелы, чтобы хоть немного откинуть их назад – на всякий случай. Я стрелял ради той неправдоподобной надежды, что у нас была еще возможность выжить, что каким-то образом, благодаря звонку Майки, наше подкрепление прибудет сюда вовремя для отчаянного спасения.

Когда я добрался до Акса, он сидел между камнями и пытался наложить временную повязку на голову. Я посмотрел на него, пытаясь понять, куда делись его холодные голубые глаза, всегда сиявшие на его лице. Эти глаза, в которых сейчас я видел свое собственное отражение, были кроваво-черными – глазные впадины наполнены кровью от ужасной раны в черепе.

Я улыбнулся ему. Потому что знал: мы больше не пройдем с ним этот путь, по крайней мере, не на этой земле. Аксу недолго осталось. Даже если бы он был в самом лучшем госпитале Северной Америки, Аксу оставалось бы недолго. Жизнь уходила из него, и я видел, как это могучее сильное тело слабеет с каждой секундой.

«Эй, мужик, – сказал я, – ты совсем расклеился!» И сделал жалкую попытку поправить повязку.

«Маркус, они нас побили, друг», – он говорил с трудом, как будто пытаясь сосредоточиться. А потом он сказал: «Маркус, останься в живых. И скажи Синди, что я люблю ее».

Это были его последние слова. Я сидел рядом и в этот момент решил, что останусь здесь, с Аксом, чтобы он не был в одиночестве, когда придет его конец. Что случится со мной? Теперь мне было все равно. Я тихо примирился с Богом, поблагодарил Его за защиту и спасение моей жизни. Ведь каким-то образом я все еще был жив. Я не сводил глаз с Акса – он лежал почти без сознания, но все еще дышал.

Вместе с двумя уже погибшими друзьями Акс всегда будет для меня героем. Всю эту небольшую, но жестокую битву он дрался, как раненый тигр. Как Оди Мерфи, как сержант Элвин Йорк. Талибы расстреляли его тело, искалечили его мозг, но не сломили его дух. Они бы никогда не добились этого.

Мэтью Джен Аксельсон, муж Синди, стрелял в своих врагов до тех пор, пока мог держать оружие. Ему совсем недавно исполнилось двадцать девять. В минуты его смерти я не сводил с него глаз. Не думаю, что он мог теперь меня слышать, но его глаза были открыты, и мы все еще были вместе – я не мог позволить ему умереть в одиночестве.

Вероятно, именно тогда нас заметили. Одна из супермощных русских гранат была выпущена в нашу сторону и приземлилась совсем рядом. Ударной волной меня отбросило из дыры, я перелетел через открытый участок местности и упал за край чертового оврага. Я потерял сознание еще до того, как упал, а когда пришел в себя, был уже в другой дыре между камнями, и первой мыслью было, что меня ослепило взрывом, потому что я ничего не видел.