С чего вдруг считать его извращенцем? Как по мне, все просто.

— Это не всегда так работает, Мак.

Уголки губ Мака приподнимаются.

— Не вижу причин усложнять. Но серьезно. Даже если ты не втюрилась в этого парня по уши, хотя бы относись к нему хорошо.

— Я и отношусь к нему хорошо. Просто пытаюсь дать ему немного пространства.

Мак наклоняется, и его глаза блестят. На сей раз я знаю, что он дразнится. Он бормочет прямо мне в ухо:

— И сколько же, по-твоему, ему нужно пространства?

Я весело фыркаю — смешок получается совсем немного дрогнувшим, потому что меня до сих пор терзают эмоции из-за Трэвиса — и дружелюбно ударяю его кулаком в руку.

Крепость его бицепса удивляет меня, заставляя моргнуть и уставиться.

— Черт, Мак. У тебя рука как ствол дерева.

Он усмехается и напрягает мышцы с игривой иронией, которая не может не очаровать.

— Можешь восхищаться сколько угодно.

Я собираюсь ответить, но тут лицо Мака меняется. Его взгляд сосредоточен за моим плечом, так что я оборачиваюсь.

Трэвис стоит там с серьезным лицом. Когда я встречаюсь с ним глазами, он тихо говорит:

— Думаю, они готовы отправляться. Ты со мной поедешь?

Я застываю, захваченная врасплох тревогой и нерешительностью.

Практически все во мне хочет поехать с Трэвисом. Где еще мне есть место?

Но я же сегодня должна быть сильной. Я не должна быть приставучей. Я не заставлю остальной мир верить, будто мы с Трэвисом пара.

Мы не пара.

— О, — говорю я наконец, выдавливая улыбку вопреки своим чувствам. — Я думала, что этим утром могу побыть с Анной, если ты не против.

— Конечно, — Трэвис переводит взгляд с меня на Мака. Затем отрывисто кивает, поворачивает и шагает к джипу, пока пес радостно семенит следом.

— Черт, женщина, — говорит Мак. — Вот это было реально холодно, — последнее слово он чрезмерно растягивает.

Я снова слегка толкаю его.

— Ничего не холодно. Ты понятия не имеешь, что происходит.

— Наверное, не имею. Но я кое-чему научился с тех пор, как мир развалился на куски. И вот один такой урок: Если любишь кого-то, лучше держаться за них изо всех сил.

Я прерывисто втягиваю воздух и выдыхаю, пытаясь избавиться от прилива новых эмоций.

Мне больше всего хочется держаться за Трэвиса — так крепко, как он мне позволит.

Но мне это не разрешено, если только он не хочет тоже держаться за меня.

***

День проходит так же, как и утро. Странно, раздражающе, досадливо медленно. Большую часть утра я провожу с Анной. Мы едем в пикапе с Маком и рассказываем друг другу о своих жизнях в последнее время.

Я стараюсь не оглядываться постоянно в поисках Трэвиса, чтобы узнать, что он делает и с кем. Я считаю, что мне лучше не знать.

Примерно в середине второй половины дня караван останавливается. Это еще один повод для раздражения — мы останавливаемся, хотя в дне осталось еще часа три, когда можно продолжать дорогу. Есть весомая причина. Мы дошли до хорошего, безопасного убежища. Заброшенный отель, который послужит всем нам домом на эту ночь. Это маленькое захолустное здание, два этажа с отдельными входами в номера. И это место удалено, окружено лесами. Скорее всего, мы не найдем более безопасного места для ночлега, так что логично остановиться здесь.

Но это доказывает то, что я не хочу оставаться с караваном.

У них даже нет точного места назначения. Они просто пытаются убраться из региона с опасными бандами головорезов, чтобы им было спокойнее.

Я говорю Маку про маленькие городки, которые мы с Трэвисом миновали по дороге и которые пострадали от землетрясений. Их много. И там до сих пор доступно много бензина, еды и припасов. Это хорошее место, где караван может основаться как минимум временно. Мы не видели никаких больших групп за все время, что пробыли там.

Мак кажется заинтересованным и хочет поговорить с другими — кто бы там ни принимал решения за группу.

Мне это тоже не нравится. То есть, то, что если я останусь с ними, у меня не будет права голоса в том, куда я иду и что со мной будет.

Люди устраиваются в номерах отеля, но мне не хочется торчать внутри остаток дня и ночи, так что я пока не захожу. До заката еще несколько часов, а охранники уже расставлены по периметру.

Когда пес подбегает ко мне со свешенным языком и надеждой в глазах, я нахожу упавшую ветку дерева и отламываю подходящего размера палку.

Я несколько раз бросаю ее псу. Как всегда, сначала он сразу приносит ее обратно. Только потом он решает, что лучше ляжет и будет ее грызть.

Я знаю, что вокруг кишат люди, но впервые за два дня я чувствую себя в одиночестве и наслаждаюсь этим.

— Привет.

Кроткий голос удивляет меня, поскольку я думала, что одна. Я поворачиваюсь и вижу, что Трэвис стоит в паре метров от меня, сунув руки в карманы джинсов.

— Привет, — говорю я.

— Хочешь прогуляться? — его глаза смотрят серьезно. Лишь слегка неуверенно. — Может, мы могли бы поговорить.

Мое сердце подскакивает к горлу. Он хочет поговорить. Он знает о моих чувствах. Он наконец-то мягко отпустит меня.

Я не хочу затевать этот разговор. Я меньше всего на свете хочу этого. Но я не нахожу в себе сил отказать Трэвису, когда он просит вот так.

— Хорошо.

— Слышал в лесу пару голубых соек, — говорит он все еще без тени улыбки на лице. — Может, нам удастся их найти.

— Звучит здорово. Я целую вечность не видела голубых соек.

Мы бок о бок идем в лес, и пес следует за нами по пятам, все еще неся в пасти палку.

Трэвис слушает и идет в направлении тихого чириканья, что доносится до нас. Мы легко находим птиц. Их три. Примостились на паре веток. Двое улетают при нашем появлении, но одна склоняет голову и пытливо смотрит на нас.

Меня так восторгают ее яркие маленькие глазки и красочные перья, что я неосознанно хватаюсь за руку Трэвиса.

Я не знаю, как это происходит. Правда не знаю.

Я определенно не делаю это намеренно.

Но моя ладонь движется будто сама по себе. Вниз по руке Трэвиса. Задерживается на запястье. Затем он берет мою ладонь.

Я сжимаю его руку. Ничего не могу с собой поделать. И он крепко держится даже после того, как мои пальцы разжимаются, так что я бы не смогла убрать руку, даже если бы захотела.