— Упражняюсь?.. — изумленно воззрилась на кузину Джеанна. — Ради бога, что же это за упражнения?

Алина, хоть и покраснела, смело встретила ее взгляд.

— Он пытается соблазнить меня, а я учусь, как этому воспротивиться.

— Соблазнить?! — Джеанна отшвырнула пучок веточек, с которых обрывала листья. — Ты с ума сошла! Что, если победит он? Он погубит тебя!

— Быть может, я заслуживаю погибели, если проиграю. Ведь Галеран заслуживал бы смерти, если б Рауль мог победить его.

Джеанна вырвала ивовый прутик из рук Алины.

— Скользни меч чуть ниже, и Рауль ранил бы его, и легко мог убить. Алина, любая игра становится слишком опасной, когда на кону — жизнь.

— Это не игра, Джеанна, — без тени шутки произнесла Алина. — Если мне суждено стать монахиней, я должна точно знать, что у меня достанет сил воспротивиться самому могущественному из дьявольских соблазнов.

— Самому могущественному… — замирающим эхом в ужасе повторила Джеанна. Галеран прав, положение угрожающее. Но и с Алиной нельзя не согласиться. Что, если она не годилась для целомудренной, полной лишении жизни невесты Христовой?

Но связываться с Раулем де Журэ?.. Это как если бы человеку, никогда не сидевшему в седле, для первой поездки выбрать боевого коня. Джеанна не переставала гадать, что же именно успела предпринять неразумная кузина.

— Итак, — спросила она, — что ты называешь игрой? В глазах Алины неожиданно вспыхнули озорные огоньки.

— Я всего лишь показала Раулю де Журэ, что он может хоть весь день напролет потрясать передо мною предметом своей великой гордости, а мне до того нет никакого дела!

Окаменев на миг от ужаса, Джеанна затем рассмеялась. Леди Марджори, как она успела заметить, прикрыла губы рукою.

Но среди множества других забот и тревог, обуревавших Джеанну, не было места еще для одной. Она не хотела сейчас думать об этом.

Однако, выйдя из комнаты, Джеанна решила поговорить с Раулем. Хотя сам он уже заметил ей однажды, что в ответе за Алину лишь Галеран, сейчас оба друга могли ошибочно счесть происходящее забавной шуткой.

Когда солнце уже клонилось к закату и все домашние собрались в зале за вечерней трапезой, она пробралась между снующими вокруг столов слугами, которые вносили в зал блюдо за блюдом, и подошла к Раулю, беседовавшему со стражником.

— Сэр Рауль…

Он с улыбкой обернулся к ней; стражник с поклоном отошел в сторону. Джеанне казалось, что она различает за обманчивой веселостью в глазах Рауля настороженность. И еще: все это время она была настолько поглощена собственными хлопотами, что до сих пор не замечала, как он хорош собою.

Хотя Джеанна всю жизнь любила невысокого, сухощавого Галерана, она не могла не признавать, что высокий, широкоплечий Рауль, с его холеным, сильным телом, тоже может вызывать непреодолимое влечение. Взгляд притягивал особый блеск живых глаз, золотистый загар и белизна зубов. И, в довершение ко всему, от него, как и от Галерана, исходило обаяние бесспорной мужской силы, привлекавшее внимание любой женщины, и тем хуже для нее, если сердце ее было свободно.

Не Алине тягаться с таким мужчиной, даже ради забавы.

— Сэр Рауль, я несколько обеспокоена вашим поведением с моей кузиной.

Он учтиво отвел ее, пропуская слугу, несущего большую чашу.

— У леди Алины есть причины жаловаться на меня?

Джеанна понимала, что не имеет особых оснований винить его.

— Нет, она не жаловалась. Но вы должны знать, что она хочет посвятить себя господу.

— Это достойное призвание. Разумеется, для тех, кого Он призывает.

— Вы полагаете, она не из таких?

— Я полагаю, пришло время ей самой понять, так ли это.

Его тон показался Джеанне излишне надменным.

— Одно то, что вы способны зажечь ее кровь, еще не значит, что у нее нет призвания к благочестивой жизни!

— Разумеется; это зависит лишь от того, силен ли жар в крови. — Он заглянул ей прямо в глаза. — Леди Джеанна, скажите: желали бы вы, чтобы Алина оказалась заперта в монастырских стенах, если это противно ее натуре?

— Никто и никогда не принуждал ее к этому. То был ее собственный выбор…

— Порой люди могут и передумать. И подчас бывают благодарны судьбе, помешавшей совершить непоправимую ошибку. Как вам кажется, не стоит ли нам позволить Алине разобраться в своих чувствах прежде, чем она примет окончательное решение?

Глаза Джеанны блеснули, как сталь.

— Только, сэр мудрец, прошу помнить, что вы разбираетесь в ее чувствах и не трогаете остального, не то, будь вы хоть трижды крестоносец, вам недолго останется разбираться в чем бы то ни было!

Она устремилась прочь от него к леди Марджори; он проводил ее взглядом, пробрался сквозь толпу, наполнившую зал, и незамеченным встал за спиною у Алины, которая отрешенно покачивала ногою колыбельку Донаты.

— Вы нечестно играете, госпожа моя.

От неожиданности девушка подпрыгнула, а когда повернулась к нему, на ее щеках алел предательский румянец.

— Что?

— Разве не по вашему наущению ваша кузина угрожала отрезать мне те части, что особенно тревожат вас?

Румянец Алины стал еще гуще.

— Я ничего не делала!

— Так вы признаете их власть?

Она отвернулась, высоко задрав нос.

— Полагаю, у вас уже была возможность убедиться, что ваши мужские достоинства не имеют надо мною никакой власти.

— Но нам помешали, — нагнувшись, шепнул он ей на ушко. — Хотите довести бой до конца?

Маленькая чертовка, подумал Рауль, как божественно она выбирает духи. Ее кожа источала ароматы розы, вербены и еще чего-то трудноуловимого, и эти запахи дразнили его обоняние, обостряли чувства сладким, вечным обещанием женственности, уравновешивающей и умиротворяющей грубый мир мужчин.

— Не прикидывайтесь дурачком, — прошипела Алина, развеивая его романтические размышления. — Если б у вас было хоть малое представление о приличиях, вы бы не выставлялись так!

Рауль оскорбленно выпрямился.

— Я купался, леди Алина. Вполне невинное занятие, а после грязной работы даже благочестивое. Если б вы имели хоть малое представление о приличиях, то не стали бы смотреть.

Алина оставила его упрек без ответа и склонилась к колыбельке, оправляя Донате одеяльце.

— Быть может, нам следовало бы повторить все сначала на равных условиях, — сказал он. — Я нагой и вы нагая, и посмотрим, кто моргнет первым.

Он услышал приглушенный смешок и сам улыбнулся. Ах, как любил он эту девушку, которая могла смеяться от таких слов. Тихо, нежно он дотронулся до ее шеи, там, где из-под короткой накидки виднелись выбившиеся из кос золотистые завитки. Образ обнаженной Алины, не прикрытой ничем, кроме своих густых распущенных волос, всю ночь стоял у него перед глазами, не давал уснуть. Или бессонница происходила оттого, что после Эллы у него так и не было ни одной женщины?..