Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«При помощи бейсбольной биты, — читал Турецкий признание Ильи Смолина, — я сбил его с ног и бил до тех пор, пока он не потерял сознание».
Оказывается, у нас легко можно разгуливать с бейсбольной битой наперевес. Интересно.
«Бейсбольную биту я бросил на месте преступления, чтобы меня с ней не задержали».
Значит, все-таки можно. А с другой стороны, почему бы и нет. Может, он только что купил ее в спортивном магазине.
Саша достал из полиэтиленового пакета бейсбольную биту.
Нет, эту биту определенно купили гораздо раньше. И попользовались ею от души. Хорошо, а если я, допустим, просто занимаюсь бейсболом? Можно же убить хоккейной клюшкой. Особенно вратарской. Или коньками. Интересно, а в России кто-нибудь занимается бейсболом? Наверняка занимается. Вон даже керлингом занимаются. Хотя для керлинга много места не надо, залил обычный каток и занимайся, а для бейсбола целое поле нужно. Ну да ладно.
«…Потому что на ней оставались следы крови».
Да, и не только крови, если забил насмерть.
Саша убрал биту обратно в полиэтиленовый пакет.
«Это ограбление я совершил…»
А почему ограбление, а не убийство?
«…потому что мне нужны были деньги на приобретение наркотиков».
Нет, бейсболом парень явно не занимался. Уж лучше бы написали: «потому что мне нужны были деньги на приобретение новой спортивной экипировки».
А почему написали, а не написал?
Почерк. Почерк ровный. Уродливый, как большинство мужских почерков, но ровный.
Так, а что у нас с заключением о смерти?
«Смерть наступила от остановки сердца, вследствие передозировки героином в 6.04».
То есть утром следующего дня. Из этого следует, что, когда он писал признание, он уже был под кайфом. Героин. Так он тогда бы вообще писать не смог. Вывод какой? Писал не он. А кто?
Саша вернулся к признанию и посмотрел на подпись.
Вот… Вот это писал он. К гадалке не ходи, в институте не учись. Значит, это писал любезный следователь. А кто у нас любезный следователь?
Саша взял протоколы задержания.
«В 19.35 в кафе «Радуга», расположенном возле станции Матвеевское, оперуполномоченными отдела уголовного розыска Гагаринского УВД Москвы Киреевым И. И. и Стуловым С. Т. было произведено задержание Смолина И. А. подозреваемого в краже золотой цепочки у гражданки Юриной М. С. Задержание было произведено при свидетелях (показания свидетелей прилагаются), после того как гражданка Юрина М. С. лично опознала в подозреваемом похитителя. При задержании подозреваемый оказал сопротивление».
Ага. Подфартило сотрудникам Гагаринского УВД. Задержали мелкого воришку, а раскрыли целое убийство. Вот ведь умеют работать люди! Не то что ты, Турецкий! В кабинетах сидишь, в бумажках роешься. К чужой славе ты Турецкий, примазаться хочешь! Или даже не примазаться, а себе оттяпать. Оперативники вон жизнью рисковали, бандита на людях брали, а ты все роешь, роешь. Крот ты, Александр Борисович Турецкий! Крот, вот ты кто!
А крот у нас какой? Слепой. Тебе это ни о чем не говорит, Александр Борисович?
Саша опять пододвинул признание Смолина.
«Ранее я уже привлекался за хранение и сбыт наркотиков и получил условный срок полгода с испытательным сроком год».
Это мы обязательно проверим. И с гражданкой Юриной М. С. тоже пообщаемся. Что еще?
«Искренне раскаиваюсь в содеянном…»
Ну это понятно.
«Я забрал у него деньги, зажигалку и записную книжку. Из книжки узнал, что его зовут Дмитрий Корякин».
А на хрена ему нужна записная Книжка?
Саша достал из полиэтиленового пакета записную книжку. Открыл первую страницу, на которой стояло имя владельца.
Обычная книжка.
«Еще я хотел забрать его часы, но мне помешали идущие мимо люди».
Покажите мне людей, которые гуляют мимо заброшенных пустырей в районе станции Матвеевское? Хотя каждый гуляет там, где ему нравится и вздумается. Интересно было бы поговорить с людьми, которые своим присутствием помешали Смолину И. А. забрать часы у Дмитрия Корякина.
«И я убежал».
Турецкий опять пододвинул к себе протокол задержания.
«В 19.35 в кафе «Радуга»…»
Недалеко же ты убежал, Смолин И. А. Или ты вообще никуда не убегал?
Саша откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Ему представилась пригородная станция. Мрачный народ едет с работы. Каждый второй мужик держит в руках бутылку крепкого пива. С протяжным гудком мимо проносится скорый поезд синего цвета с белыми буквами на боку «Юев». Хороший город. Народа на станции становится все больше. Наконец подходит электричка, и все вваливаются внутрь. Несколько раз машинист пытается закрыть двери. Щелчок. Еще раз щелчок. Наконец двери удается захлопнуть, и набитая электричка медленно трогается с места. Людей стало меньше, но за считанные минуты платформа опять наполняется. А вот на платформе появляется Славка Грязнов. Как всегда, нечесаный. Машет с другой стороны рукой. Здорово, Славка.
— Турецкий, ты опять спишь на рабочем месте?
Действительно Славка. Только не на платформе, а в кабинете. Сидит на стуле и довольно смотрит на Александра Борисовича.
— Обязательно надо доложить Меркулову, какую трудолюбивую смену он себе воспитал.
— И правда заснул. — Турецкий потянулся. — А ты давно здесь?
— Только что вошел. Женщины снились?
— Ты мне, Грязнов, снился. И поверь, это чистая правда.
— Ну ладно, — согласился Вячеслав Иванович. — Накопал что-нибудь?
— Накопал, Слава. Срочно выясни, в каком наркологическом диспансере состоял Смолин Илья Антонович. Выясни, как часто он проверялся, проходил ли лечение, какое у него было состояние, были ли рецидивы. В общем, все, что с этим связано. Вот здесь его паспортные данные. Далее, тоже срочно, отыщи некую Юрину М. С. Это потерпевшая, которая опознала в нем грабителя, похитившего у нее цепочку. Из того, что здесь об этой цепочке написано, понять нельзя ничего. Поэтому надо еще раз тщательно ее допросить. Смолина задержали на ее глазах. Выясни, как точно это происходило. Вот здесь свидетельские показания бармена кафе, который работал в тот момент. Его тоже надо расспросить еще раз. Пока это все. Но, Слава, умоляю, как можно скорее. В первую очередь меня интересует диспансер.
— Не волнуйся, Саня. Займусь прямо сейчас. Активизирую всех, кто есть, — пообещал Грязнов и направился к дверям.
— Спасибо, Слава. Обед был вкусный?
— Нормальный, — поморщился Грязнов. — Ты-то точно пока не хочешь?
— Некогда, Славик, некогда.
— Ну давай, Турецкий. Успехов. — Вячеслав Иванович вышел.