Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Совместно работая над журналом с писателем и поэтом Питером Квеннеллом (чрезвычайно продуктивное сотрудничество, продлившееся до самой смерти Ходжа в 1979 г.), Ходж осуществлял, как было написано в некрологе в «Times», «разумное руководство, для которого был свойственен академический, творческий и здравый подход». Вместе с Квеннеллом он в 1960 г. издал также иллюстрированную историю Англии и Америки, «Общее прошлое». Коллеги и друзья Ходжа часто сокрушались, что он в силу своей природной скромности довольствуется совместными проектами, вместо того чтобы заниматься самостоятельным творчеством, которое могло бы прославить его имя. Лучшим примером тому стало его согласие возглавить команду историков, помогавших Черчиллю на последнем этапе его работы над «Историей англоязычных народов».
Ходж быстро собрал группу ученых и историков, среди которых было несколько тех, кто уже помогал Черчиллю до войны. «Мне придется нести по яйцу в год, – заявил Черчилль Морану, – один том за двенадцать месяцев – не так уж много».
В возрасте 79 лет, оправившись после инсульта, Черчилль приступил к подготовке книги к публикации. Но, перечитывая уже готовые гранки, он понял, что хочет внести значительные изменения в книгу. Грандиозные события, произошедшие в мире после 1939 г., заставили его по-новому взглянуть на историю, и ему захотелось более широко отразить ее уроки, чем это было сделано в первоначальном варианте книги. «Ранее после вступительных глав все последующие располагались в соответствии с эпохой правления короля, имя которого упоминалось в заголовке, – писал Черчилль Ходжу. – Так, как нас учили в школе. И это, несомненно, не соответствует масштабу и характеру исследования. Нам следует использовать имя монарха в названии главы только в том случае, если оно символизирует великую эпоху или поворотный момент в истории».
Такие вехи в истории, как Великая хартия вольностей, Столетняя война, «становление парламента» и войны Белой и Алой розы, теперь требовали более пристального рассмотрения, нежели простое перечисление монархов, поскольку, по словам Черчилля: «Мы описываем ход событий, ведя повествование, которое, по нашему замыслу, должно быть увлекательным и непрерывным. В первую очередь нас интересуют социальные и политические изменения, которые они за собой влекли, в особенности те, которые мы наблюдаем и сегодня». Рассказывая своему другу, лорду Бивербруку, о пересмотре своего грандиозного труда в свете Второй мировой войны, Черчилль пошутил: «Вообще мне кажется, что на своем веку я пережил больше трудностей, выпадавших на нашу долю, чем кто-либо еще, хотя я и должен признать, что сожалею о том, что люди научились летать».
Если в последний раз Черчилль работал над гранками в 1939 г., в ночь, когда Гитлер вторгся в Польшу, то теперь он вернулся к ним всего через два дня после того, как во второй раз покинул пост премьер-министра в 1955 г. На этот раз никакие мировые катаклизмы не могли бы помешать его работе. В 1953 г. он получил Нобелевскую премию по литературе, и вполне заслуженно, и как он признавался друзьям, эта книга должна была стать его последним литературным трудом. В 1955 г., уже будучи прикованным к постели в Чартвелле, Черчилль в разговоре с историком А.Л. Роузом признался, что «перечитал «Историю», написанную им до войны, и остался недоволен ею. Однако найдутся люди, которые станут читать ее из-за его «известности».
Так и случилось; первый тираж «Истории англоязычных народов», вышедшей в «Кассель и Ко.», насчитывал не менее 130 000 экземпляров, а через месяц было допечатано еще 30 000. Каждое последующее издание становилось все толще, особенно когда тома – которые были опубликованы в 1956–1958 гг. – начали получать превосходные рецензии от историков, таких, как С. В. Веджвуд, Дж. Х. Пламб, профессор Майкл Ховард и профессор Д. С. Сомервелл, ученых, чьи критические суждения не зависели от славы или величия Черчилля. Даже такой известный бунтарь, как А. Дж. П. Тейлор, написал в отзыве на первый том, «Рождение Британии», что «это один из самых мудрых, самых увлекательных трудов по истории из всех когда-либо написанных».
Черчилль полностью заслуживал того массового одобрения критиков, которое вызвали первые публикации всех четырех томов его книги, а затем и все последующие. Их следует читать как самостоятельные произведения, каждое из которых является как великим литературным сочинением, так и – или возможно даже в большей степени – безупречно точным историческим исследованием. Педанты могут найти высказывания, в которых присущее Черчиллю врожденное богатство и чувство языка или талант рассказчика порой заставляли его переступать грань между правдой и мифом – так, например, он упоминает (с пояснениями) о том, как Альфред Великий сжег лепешки – но книги ничуть не становятся от этого хуже.
«История, – заявил Уинстон Черчилль в ноябре 1940 г. в речи по случаю смерти Невилла Чемберлена, – с ее мерцающей свечой, ковыляет по дороге прошлого, пытаясь восстановить произошедшие события, оживить их эхо, зажечь бледным пламенем страсти прошедших дней». Черчилля, вероятно, порадовал бы тот интерес со стороны историков, который они проявляют к нему и его репутации. Никогда не бежавший от споров при жизни, он, несомненно, получил бы огромное удовольствие, отражая нападки тех, кого сегодня называют «ревизионистами».
В каком-то смысле любой исторический труд есть не что иное, как пересмотр подлинной версии событий, и в течение нескольких лет после его смерти в 1965 г. все, кто писал о Черчилле, просто старались восстановить равновесие, нарушенное обилием хвалебных отзывов, обрушившихся на него в 1950-х – начале 1960-х гг. Однако в последующий период, и особенно в последнее десятилетие, в общем хоре стали раздаваться новые, в высшей степени критические голоса. По отношению к Черчиллю и его свершениям они звучат резко, агрессивно и иногда откровенно оскорбительно.
Все это на удивление мало повлияло на людское восприятие образа военного премьер-министра. У англоязычных народов, кажется, раз и навсегда сложился свой взгляд на триумф Черчилля, который не в силах изменить никакие исторические дебаты. «У Черчилля есть критики, – написала «Sunday Telegraph» по случаю пятидесятилетия Победы, – но никто из них не смог серьезно повлиять на мнение публики о нем». Сегодня его популярность остается по-прежнему велика. Количество людей, приезжающих в его дом в Чартвелле, неуклонно растет с тех пор, как он был открыт для публики через год после его смерти; в 2002 г. был назван в его честь один из американских военных кораблей, впервые, начиная с XVIII в., англичанин удостоился подобной чести (хотя, конечно, он был почетным гражданином Америки); а если говорить о более прозаичных вещах, то недавно пара принадлежавших ему домашних туфель была продана за 10 000 долларов на аукционе. В ноябре 2002 г. он с легкостью возглавил список «Величайших британцев», набрав в ходе проводимого каналом BBC опроса 447 423 голоса, а в 1999 г. только в самый последний момент уступил Уильяму Шекспиру звание «Человека Тысячелетия», и это поражение он перенес бы куда легче, чем результаты всеобщих выборов 1945 г.
Скандал, спровоцированный покупкой государством в 1995 г. архива Черчилля на средства, собранные в розыгрыше Британской Национальной Лотереи, еще раз доказал его неослабевающее превосходство над остальными героями национального пантеона, а также то, что обе стороны участников спора о необходимой степени интеграции Британии в Европейский Союз пытаются завладеть его политическим наследием. Когда Йорг Хайдер, потенциальный фюрер Австрии, назвал Черчилля таким же военным преступником, как Гитлер, это привлекло к себе гораздо больше внимания, чем его куда более актуальные заявления о расширении Евросоюза. Когда участники беспорядков написали коммунистические и анархические лозунги на памятнике Черчиллю на Парламентской площади 1-го мая 2000 г., это вызвало волну негодования со стороны общественности.