Озираюсь по сторонам и соображаю, что я в рощице, а точнее, в купе хилой растительности. Почему я спал здесь, а не в своем номере в гостинице? Начинаю вспоминать, как провел вчерашний вечер… Девушка в баре предложила мне выпить, когда я, как всегда, один сидел за столом и писал очередное любовное письмо, которое никогда не отправлю. Мы с ней пили пиво, потом коньяк. Потом я привел ее к себе в номер. И, как только прикоснулся к ее губам, сбежал. Я. Сбежал.

Трясу головой и снова оглядываю место моего ночлега. На песке вокруг меня, будто взрывом, разбросано жалкое содержимое моего багажа. Я прихватил его с собой, убегая из гостиницы, словно охваченный паникой. Бедняжка, должно быть, ей пришлось несладко. Сколько ни напрягаюсь, никак не могу вспомнить ее лица.

Под руку попадается полотенце, я беру его и иду к морю, на его солоновато-горький запах. Через пять минут оно открывается передо мной.

Практически бескрайняя ванна, думаю я, раздеваясь, чтобы войти в воду. Да, это тебе не «Гранд Отель».

Купание разгоняет туман в моей башке. Я по-прежнему не помню лица девушки, но отлично помню ощущение от нашего поцелуя. И первый крик в моем мозгу: «Все ошибка!» А следом второй: «Ева!» Все мое тело зовет ее. Я зову ее уже несколько недель, но вчера вечером крик был самым громким! Спустя много дней яростной внутренней борьбы я должен смириться с мыслью о том, что есть до и после той ночи в ее саду.

И первый крик в моем мозгу: «Все ошибка!» А следом второй: «Ева!» Все мое тело зовет ее.

Может быть, я просто перепил коньяка и это обычный похмельный синдром, думаю я с отчаянием, сильными гребками посылая свое тело в открытое море, чтобы потом вернуться назад.

Глупости, я прекрасно знаю, что это не так. С того момента, как я уехал, я не приближался ни к одной женщине, посвящая все время работе: днем с резцом, вечером с пером. Каждый вечер я рву очередное любовное письмо. Одно и то же каждый вечер.

Адресованное ей.

Когда я выхожу из воды, замечаю, что что-то изменилось.

Что, кроме меня, на пляже есть еще кто-то. Я обвожу взглядом дюны, и мне кажется, в редких кустах на вершине самой высокой я вижу какое-то шевеление. С безразличным видом начинаю одеваться, краем глаза наблюдая за подозрительным местом. Яркая вспышка, как от отраженного в зеркале солнца. Точно, там кто-то есть. Заканчиваю вытирать голову полотенцем, потом резко оборачиваюсь и быстро бегу к дюне.

Из-за кустов вылетает худенькая фигурка и несется в направлении поляны, на которой я спал.

Я настигаю ее в нескольких шагах от погасшего костра, которым помечено то место, где ночью остановился мой панический бег.

– Поймал! – кричу я.

В моих руках девчонка лет восьми. Она резко оборачивается, отчего волнами летят ее длинные темные всклоченные волосы, ее голубые глаза на загорелом личике выражают возмущение.

– Я ничего не сделала! – заявляет она.

– А тогда почему убегаешь?

– Потому что ты гнался за мной!

Дикарская логика.

– Если я тебя отпущу, обещаешь не убегать? – спрашиваю я.

Она с явным сомнением оценивает мое предложение.

– Не убегай, я только хочу немного поболтать с тобой, – настаиваю я.

– Ну ладно.

Иногда мне удается убедить себя в том, что она привиделась мне во сне, но потом боль возвращается, подтверждая, что нет, что все было на самом деле.

Я ее встретил, я ее желал, и я ее потерял.

Я отпускаю ее, и она остается стоять, потирая одну руку другой.

– Я сделал тебе больно?

– Да ты что! – фыркает она с презрением. – Мне никто не может сделать мне больно.

– Одно «мне» в этом предложении лишнее, – поправляю я ее механически.

– Значит, правда, что ты учитель?

– Учитель? – удивляюсь я. – Кто тебе это сказал?

– Эрнесто. И другие тоже.

Имя мне ничего не говорит. Я появился в этом богом забытом городке Южной Сицилии всего четыре дня назад и еще не успел обзавестись знакомыми и приятелями. Надеюсь, и врагами тоже. Кто такой этот Эрнесто, который утверждает, что я учитель?

– Он говорит, что ты учитель, который учит с помощью кукол, – добавляет малышка.

До меня доходит. Ну конечно, имеется в виду мой кукольный театр.

Я ночевал в гостиницах, заставляя себя не испытывать одиночества, преследуемый безжалостной мыслью, что худший вид одиночества – отсутствие не всех, а всего лишь одного. Одной.

Я приехал сюда из Милана сразу же после той ночи с Евой. Иногда мне удается убедить себя в том, что она привиделась мне во сне, но потом боль возвращается, подтверждая, что нет, что все было на самом деле. Я ее встретил, я ее желал, и я ее потерял. Абсолютно тривиальная история. Думать, что она желала не меня, что я служил всего лишь заменой ее жениху или чему-то, чему она сама не знала названия… Наверняка она не имела никаких серьезных намерений на мой счет. К сожалению. На миг мне показалось, что так все и было.

Уезжая, я взял с собой только самое необходимое: кое-что из одежды и туалетных принадлежностей и, конечно же, такие же необходимые «Орфические песни».

Нужно всегда носить с собой фетиш близкой тебе по духу персоны. Дино Кампана написал эту единственную книгу, но его издатель потерял рукопись, существовавшую в единственном экземпляре, и Дино, запертый в сумасшедшем доме, кропотливо восстановил весь текст. Его книга – амулет, защищающий меня в этом дурдоме под открытым небом. Мне этого достаточно. И еще – моего театра кукол, который я сделал несколько лет назад. В нем всего три персонажа: Он, Она и Другой, который при необходимости превращается в Другую с добавлением парика из длинных белокурых волос.

Я начал спускаться по «сапогу» всеми видами транспорта: поездом, автобусом, несколько перегонов автостопом. И пешком.

Я ночевал в гостиницах, заставляя себя не испытывать одиночества, преследуемый безжалостной мыслью, что худший вид одиночества – отсутствие не всех, а всего лишь одного. Одной. Это означало, что при всех условиях я остаюсь один, и от этого не спастись. Наконец, очередь дошла до парома, и я сошел на сицилийский берег. На острове я уже больше двух недель. Это много? Просто Африка слишком далеко, чтобы добраться до нее с моим нервным истощением. Хотя еще пара недель, и, кто знает, может быть, я и решусь уехать туда. Я представляю себе плывущие мне навстречу баржи, переполненные североафриканскими беженцами, с изумлением пялящимися на меня. Откуда бежит этот тип? И куда его несет?

– Ты что, следила за мной? – спрашиваю я девочку.

– Нет, искала. Мы устроили соревнование, кто первым найдет тебя, – объясняет она серьезно. – На мое счастье, первая нашла тебя я.

«Не все считают счастьем найти меня», – думаю я с горечью, но не произношу этого вслух.