– Закатов! Что ты тут делаешь? – удивленно спросила она своим хорошо поставленным строгим голосом.

– Анна Сергеевна просила сходить за журналом, – брякнул он первое, что пришло в голову.

– Анны Сергеевны сегодня не будет, она заболела. И когда ты только врать начал? А ведь такой хороший мальчик был.

– Извините.

Юре стало стыдно. Он почти никогда не врал, а если и прибегал ко лжи, то старался на ней не попадаться. Математичка к нему хорошо относилась и доверяла как прилежному ученику, и от этого было стыдно вдвойне.

– Иди уж, – проводила она его строгим взглядом.

Юра осмелился позвонить только через два дня. Вечером, уединившись в коридоре, набрал номер Тани. Что ей сказать, он не знал. Сердце забилось учащенно, коленки начинали трястись.

– Я слушаю, – отозвался женский голос. Слишком взрослый для того, чтобы быть Таниным.

– Здрасте. А Таню можно?

– Ее дома нет. Кто ее спрашивает?

– Одноклассник. До свидания, – чтобы не услышать неудобного вопроса, какой именно одноклассник, Юра поспешил положить трубку. И так наврал, хватит. Назвать свое имя он не решился.

На следующий день он позвонил чуть позже, и все равно Таню дома не застал. Звонить после одиннадцати вечера было неприлично. Он и не звонил. Попытался позвонить субботним утром, но опять неудачно – Татьяна еще спала.

– Сейчас разбужу, – раздался бесцветный голос ее матери.

– Что вы, не надо!

– Ничего, пусть поднимается. Уже десятый час, хватит дрыхнуть!

Послышались шаги, голоса.

– Да, – услышал он.

Сердце подскочило к горлу, мысли в голове перепутались и забились в панике. Что, что сказать? Сказать хотелось так много: «Ты мне нравишься, Таня. Давай дружить». За этой фразой скрывалось столько смысла, надежд, переживаний. Язык онемел, Юра молчал, зажав микрофон пальцем, и слушал легкое дыхание любимой.

– Слушаю! – повторила Таня. Ответа не последовало. – Не хотите говорить, не надо!

Таня его не замечала. Зато заметили ее друзья. Вечер, дорога домой лежала от остановки через сквер. Из кустов, как из преисподней, вылезли четыре фигуры и перегородили дорогу. Самый высокий из них – Серый начал издалека.

– Ты, Суслик, как я посмотрю, совсем борзым стал, поляну не сечешь.

Двое вырубаются, третий в неудобной позиции – успеет нанести удар, определил расстановку сил Юра.

– Чего молчишь, ботаник? Очко играет? А не фиг на чужих чувих слюни пускать. Еще раз к Тайне сунешься, накостыляем.

– А может, вмазать ему меж глаз? – посоветовали Серому друзья.

– Слышь, Суслик? Народ требует зрелищ. Но я сегодня добрый. Вали, пока рыло не начистили.

Юра, не меняя темпа, и даже нарочно чуть медленнее, чем шел до этого, не оглядываясь, двинулся в сторону дома. Он все прекрасно понимал, от него требовали прекратить обращать внимание на Таню, иначе побьют. И занятия борьбой помогут едва ли – силы неравны. Но он не собирался слушаться эту шайку. Таня – не их собственность, она сама решает, с кем ей быть.

Он написал ей стихотворение. Долго подбирал слова. Правда, вышло не очень складно. Юра бросил ей самолетик на балкон. Попал только с пятой попытки, а до этого самолетик пролетал мимо. Застрял в ветках дерева, и пришлось делать новый.

Но надо быть начеку.

Серый и компания заловили его в классе перед уроком французского. Француженка еще не пришла, а немногочисленных одноклассников они попросили выйти. Серый вытащил из кармана смятый листок бумаги, в котором Юра узнал свой не долетевший до Таниного балкона самолетик.

– Твое сочинилово, Мандельштам хренов?

Нежный облик глазами лаская,

Без тебя не живу, не дышу.

Для меня ты – мечта неземная,

Я любимой тебя назову.

– Кто так пишет, придурок? Я тебя сейчас писать научу. Бери мел, пиши: «Я придурок, я дебил, я чмо». И без ошибок давай. «Я даун», – продолжал диктовать Серый. – И от себя что-нибудь добавь.

«Я серое убожество», – вывел Юра.

– Годится, – похвалил Серый. – Теперь подпишись.

«Завадский Сергей», – написал Юра.

– Что? Вот урод! Ну, ты меня достал!

Прозвенел звонок, зашла учительница, а за нею гурьба ребятни.

– Завадский! Что за приступ самоуничижения? Стирай свои заметки.

Учительница французского была одной из немногих, которую все слушались. И не потому, что она была злой, нет. Она отличалась невероятной женственностью: звенела изящными браслетами, на шее и в ушах носила изысканные украшения, высоко закалывала волосы, которые выбивались и падали на лицо. Преподаваемый ею предмет очень ей шел. Легкая блуза с рюшами, длинная юбка с высокой талией, шерстяной жилет, туфли на тонких каблуках. От нее исходило обаяние, которое чувствовали все – и коллеги-учителя и ученики. Никогда не повышала голоса, она говорила тихо, с завораживающей хрипотцой, усмиряя хулиганов одним лишь взглядом своих шоколадных глаз. Серый, привыкший дерзить учителям, с француженкой делался смирным. Он вообще робел перед такими вот женственными женщинами.

– Это не я писал, – буркнул он.

– Стирай, не рассуждай, – скомандовала она иронично.

Под хохот семиклассников, красный как рак, Сергей тер доску, кидая колючие взгляды на своего врага. Юра как ни в чем не бывало наблюдал за ним со своей второй парты.

– Спасибо, Завадский, можешь быть свободен, – выпроводила его учительница.

– Оревуар! – прошелестел Серый.

После этого случая Серый взбесился. Обуреваемый жаждой мести, вместе со своей шайкой он стал преследовать Юру. В школу ходить стало небезопасно. Юра воспринял происходящее как игру: он разведчик, орудующий в тылу врага. На шахматах их учили просчитывать партию, и Юра просчитывал. Он предупреждал действия Серого на несколько шагов вперед. Ему даже нравилось ускользать из-под носа преследователей, оставляя их в дураках. Наигравшись в кошки-мышки, Юра нарочно открылся, когда Серый был один. Увидев Завадского, сидящего во дворе на скамейке с ногами, как курица на насесте, он прошелся чуть в стороне от него, но так, чтобы тот его заметил. Серый наживку закусил – тут же соскочил со своего насеста. Он ринулся за Юрой вслед. Несколькими прыжками догнал его, положил руку на плечо, потянул на себя.

– Молись, Суслик! – говорил Серый уже в полете. Он не успел опомниться, как оказался на газоне. Попытка подняться и засветить сопернику в глаз не удалась – Завадский снова распластался на траве.

Серый ошарашенно смотрел на Юру – тонкого, как тростинка, мальчика, который был младше его на два года, ниже ростом и уже в плечах. И вот этот «суслик» справился с ним играючи, как с котенком. Серый, привыкший уважать силу, впервые посмотрел на Юру другими глазами. Теперь перед ним стоял не суслик, а достойный соперник.