– Спасибо. Канарский Олег Федорович? Я из Ленэнерго, – представилась девушка. – Снимаю показания счетчиков, – потрясла для убедительности папкой. – Можно войти?

– Да, пожалуйста, – пустил он гостью в квартиру.

Лена мигом оценила обстановку: куча коробок, темень, хлам, выпирающий с антресолей, – вот-вот свалится. Идеальная для ее цели квартирка!

– У вас большая задолженность. Вы давно за свет платили? – деловито спросила она, глядя в блокнот.

– Ой, каюсь, грешен. Стыдно-то как! Замотался совсем, все никак не дойти до сбербанка. Завтра же заплачу.

– У вас с января не плачено.

– Как с января? Я в марте платил. У меня и квитанции есть. Сейчас найду, – пошаркал он на кухню откапывать в ящике со всякой хозяйственной мелочью замусоленные корешки квитанций.

Не теряя ни минуты, Лена достала из сумки завернутый в полиэтиленовый пакет небольшой сверток и ловко сунула его в одну из коробок.

– Ищите, господа полицейские, ищите, родимые! – произнесла она шепотом, радуясь удачному стечению обстоятельств: это же надо – развести такой бардак! Идя сюда, Лена обдумала приблизительный план действий, недостатком которого ей представлялось то, что хозяева могут обнаружить «подарок» раньше сотрудников полиции, которые, по ее задумке, явятся к ним с обыском. Но теперь она видела, что ей не о чем беспокоиться: судя по всему, хлам в этом доме лежит капитально и никто его не тревожит.

– Вот, как я и говорил, за март уплачено, – принес Олег Федорович пачку квитанций.

– Действительно, уплачено, – внимательно посмотрела Лена на цифры, «сверяя» их с записями в папке. – Видимо, у нас какая-то ошибка. Вы уж извините, мы разберемся.

– Ничего, бывает. А за остальные месяцы я заплачу. Завтра же непременно пойду в сбербанк, – убеждал Канарский, закрывая за гостьей дверь.

* * *

Весь день они с дедом просидели дома. Канарский рассказывал занимательные истории эпохи декабристов, Таня внимательно слушала. Вечером они пили чай с морошковым вареньем и песочным пирогом, приготовленным Таней впервые по рецепту бабушки. Кулинарный дебют ей удался – Олег Федорович ел с аппетитом, перебирая в памяти что-то приятное. О чем думал дед, Таня не знала, вероятно, он вспоминал бабушку – Марию Емельяновну.

Спать Таня легла рано. Ей снились цветные сны про драгоценности мадам Фридрихс. Но это были светлые, солнечные сны, от которых согревалась душа.

Если накануне Таню еще одолевали сомнения, утром она точно знала, что делать. Надела длинное платье, положила шкатулку в сумку и вышла на улицу.

Высокий, пятиглавый храм со скульптурами евангелистов на куполах. Здесь, в соборе Владимирской иконы Божией Матери, в последнее время Таня бывала часто. Подходила к иконам, смотрела им в глаза и про себя разговаривала с ними. Девушка не сомневалась, что святые слышат ее безмолвный монолог.

Поставила свечки Николаю Угоднику и Сергию Радонежскому. Подошла к главной иконе храма. Богородица, с припавшим к ее щеке младенцем, предвидя его судьбу, пытается защитить дитя от будущих страданий. Ее проникновенный взгляд исполнен нежности, и кажется, что она смотрит прямо в душу. На иконе – золотые цепи с подвешенными на них перстнями и серьгами, пожертвованными прихожанами. Таня представила, как будут висеть рядом драгоценности из шкатулки. Сегодня она передала их храму.

– Прости меня. Подари мне вечную любовь – настоящую и взаимную, – прошептала Таня.

Спокойные внимательные глаза, как у живого человека. Таня ощутила на себе взгляд Богородицы – строгий, словно она с нее что-то спрашивала, добрый и покровительственный. Она, как заботливая мать, много требовала, но при этом любила и все прощала, потому что каждый человек для нее как родное дитя – в чем бы ни провинился, все равно оставался хорошим. По этому взгляду, видящему ее насквозь, Таня поняла, что Богородица ее простила и теперь у нее все будет хорошо. Ее душу словно озарили лучиком света, она покинула церковь, но свет в душе остался.

На башнях собора звенели колокола, извещая о начале воскресной службы. Таня шагала по залитому солнцем Владимирскому проспекту. Она расстегнула куртку, но все равно было жарко, словно задержалось ускользающее лето. Потепление наступило внезапно, когда его уже никто не ждал. Какой замечательный день, думала Таня. И этого вполне достаточно для счастья.

Прошла мимо Пассажа, свернула в уютный Графский переулок со старыми домами-аристократами, вышла к Фонтанке на свою любимую набережную. Ее потянуло на мост, где виднелась чья-то одинокая фигурка. На мосту обычно бывает ветрено, и там особенно хорошо ощущается терпкий болотистый запах, которого нет ни у какой другой реки: ни у продуваемой со всех сторон ветрами Невы, ни у Мойки с ее стоячей водой.

Когда Таня стала приближаться к мосту, человек, стоящий на нем, вдруг повернулся и пошел ей навстречу. Кто он, ее близорукие глаза различить не могли, но зато увидело сердце. Этого не может быть, это слишком чудесно, чтобы сбыться! – твердила она себе. И все же иногда сбывается несбыточное, жизнь исполняет желание сразу же, без мучительных ожиданий и отчаянно-безнадежного маха рукой.

– Юра?! Как я рада тебя видеть! Мне так много надо тебе сказать!

– И я рад. Ничего не надо говорить. Я сам тебе скажу.

Нежный облик глазами лаская,

Без тебя не живу, не дышу.

Для меня ты – мечта неземная,

Я любимой тебя назову.

Юра прочитал то самое стихотворение, которое в седьмом классе он написал ей на бумажном самолетике. Таня его помнила, оно было таким трогательным и запало в душу, как самое светлое воспоминание ее юности.

Он обнял Таню за плечи и прижал к себе, чтобы никогда больше не отпускать.

– Я любимым тебя назову, – тихо произнесла Таня.