Придёт время, когда эти бесконечные степи будут обработаны и заселены людьми, а пока и просто смотреть на эти первозданные земли приятно. Значит, и на нашей маленькой планете есть ещё место для людей!

На здешних станциях я увидел первых китайцев. У всех волосы были заплетены в косу. Они выглядели очень довольными — представительные, высокие, крепкие на вид. Невольно создаётся впечатление, что они — народ будущего.

Однако просто удивительно, насколько разнообразны лица китайцев: среди них есть узколицые, но у большинства лица круглые и широкие. Они, вероятно, очень смешанная раса.

Пятница, 3 октября.

В два ночи, с опозданием в три часа, мы наконец прибыли в Харбин. Русский генерал, начальник Восточно-Китайской железной дороги[101] приезжал накануне вечером нас встретить, но поскольку он не мог сидеть всю ночь, то на перроне нас приветствовал его представитель барон Гаральд фон Гойнинген-Гюне. Он был родом из Эстляндии, и немецкий оказался его родным языком. Он сказал, что откомандирован сопровождать меня до Владивостока и останется со мной столько, сколько я пожелаю. От буквально два дня назад вернулся домой из длительной поездки по Европе, но, когда генерал позвонил ему по телефону и спросил, не согласится ли он сопровождать меня в путешествии на восток, то тут же согласился. Вот что значит русское гостеприимство! О лучшем и более приятном в общении попутчике я и мечтать не мог.

Ось нашего вагона сломалось, и его по предложению обер-кондуктора решили оставить для ремонта в Харбине. Инженер Вурцель предложил нам занять два обыкновенных купе в поезде, но из управления последовало немедленное распоряжение предоставить в наше пользование совсем новый вагон. Могу лишь констатировать, что в России умеют принимать гостей!

Затем мы узнали, что генерал-губернатор из Хабаровска поехал во Владивосток, а поскольку с ним необходимо было встретиться Вурцелю, то он решил ехать туда же, а потому во Владивосток мы отправились всей компанией.

Когда я проснулся утром и выглянул в окно, то увидел, что мы едем по горной долине с обломанными вершинами и большим количеством валунов, разбросанных по склонам. Были они и на дне ущелья, так что река пробивала себе путь среди больших камней и россыпи малых. Мы ехали по восточному склону горной цепи Чанг-хван-цай-линг (Чан-бо-шань). К сожалению, мы уже проехали горы, которые мне очень хотелось бы рассмотреть в подробностях. Там были красивые леса и прекрасные пейзажи, как сказал мне барон. А ведь больших лесов я в этом районе пока ещё не видел, только бурые однообразные степи. Западный же склон Чанг-хван-цай-линга порос лесом, там растут лиственница и кедр, по словам барона Гюне.

Скоро мы спустились в долину у притока Сунгари, который называется Мутан. И вновь стала встречаться та же бурая степь, волнистый рельеф и голые холмы с редкими деревцами на вершинах. Больше всего тут растёт карликовых дубов, но есть деревья и побольше, напоминающие каменные дубы. Постепенно попадается всё больше и больше обработанных полей. На огородах растёт капуста и другие овощи, а на полях колосится просо и растут бобовые культуры. Попадаются и стога сена. Всё это работа китайцев, они очень умелые и усердные земледельцы.

На примере этой железной дороги понятно, какое значение имеет прокладка путей для таких необитаемых районов! До прокладки дороги здесь никто не жил, не возделывал землю. После того как проложили пути, а особенно после 1906 года, здесь поселилось много китайцев, которые стали распахивать участки и сеять на них соевые бобы, богатые маслом, и хлеб. Надо полагать, что скоро будут посажены и сахарные плантации. Широкие полосы земли вдоль железнодорожного полотна русское правительство получило от китайского в пользование, так что китайцам приходится селиться за границами этих участков. Но постепенно вся страна будет возделана трудолюбивыми китайцами, которых очень поддерживает их собственное правительство. Но между возделанной землёй здесь и обработанными полями в Южной Маньчжурии лежат ещё огромные пространства девственной и практически необитаемой степи. Точно так же обстоит дело и к северу, вплоть до Сунгари и Амура.

Мы часто проезжаем мимо лесных пожаров. Над большими районами леса стелется дым. Теперь становится понятно, почему леса тут так мало. Он постоянно горит. Траву в степях сжигают дважды в год — осенью и ранней весной, — чтобы дать возможность расти молодой травке. Но из-за этого начинают гореть и леса на склонах гор, но это никого не волнует, и пожары могут бушевать целую неделю. Никто не собирается да и не умеет гасить их.

Мы едем по широкой и ровной долине Мутана между Чанг-хван-цай-лингом на западе и Кентей-Алинем на востоке. Мы всё ещё можем видеть горы, оставленные далеко позади на западе. Некоторые вершины кажутся очень высокими, но в Маньчжурии нет гор выше 2440 метров (такова высота вулкана Пейк-ту Сан на границе с Кореей).

Далее путь резко пошёл в гору (15:1000), и поезд зигзагами стал подниматься на вершины Кентей-Алиня. Точно так же зигзагами мы спустились по противоположной стороне хребта. На вершине мы видели совсем редкий хвойный лес, да изредка попадаются лиственницы у самого полотна. Лес совсем молодой, выросший на местах пожаров. А вдоль железной дороги деревьев почти нет. Происходит это из-за искр, летящих из трубы паровоза, который топят дровами, настоящим фонтаном, они падают на сухую траву и легко поджигают её. А с травы огню ничего не стоит перепрыгнуть на деревья. Но их нет ещё и потому, что брёвна нужны для построек и на дрова для тех же паровозов, а также чтобы топить печи в домах служащих на железной дороге. Вот лес таким образом и уничтожается.

После спуска к притоку Уссури, реки Мурене, начинается новый подъём, вновь зигзагообразный, на горный хребет Ляу-ю-линь, всё ближе и ближе к границе между Маньчжурией и русскими владениями — Уссурийским краем.

На одной из станций (Селинхэ) встретили мы поезд необозримой длины с высокими товарными вагонами. Это возвращались домой колонисты. Говорят, что ежегодно с Дальнего Востока возвращаются в Центральную Россию 10% переселенцев, а в некоторые годы даже и больше. В этих высоких товарных вагонах едут они практически вповалку безо всяких удобств, едут целыми семьями с детьми. Поезд идёт не очень быстро, потому что дорогу ему дают, лишь когда колея свободна и по ней не идут скорые, поэтому в дороге колонисты часто проводят по нескольку месяцев. Очень печальное зрелище — такой поезд несбывшихся надежд. Всё своё имущество продали эти люди в своих деревнях и отправились за новой счастливой жизнью на Дальний Восток, у них были радужные планы на будущее, но там их ждало лишь разочарование. Вот и вынуждены они возвращаться обратно в свои деревни, где придётся им побираться по домам односельчан.

Но вот мы прибыли на пограничную станцию, которая так и называется — Пограничная. Она большая и красивая. Мы покидаем Маньчжурию и переезжаем в Россию. Селение вокруг расположено на террасах, что придаёт ему весьма нарядный вид. Мы ещё немного проехали по горам, но вскоре уже Поднебесная империя осталась позади, а мы стали медленно спускаться в долину реки Суй-фун, которая впадает в Амурский залив, внутренний залив у северо-западного берега залива Петра Великого. Мне показалось, что земли тут более плодородные, но стемнело, и разглядеть что бы то ни было стало невозможно. Виден был только огонь в тех местах, где горела трава. Поздним вечером мы проехали мимо полыхающего стога сена, который загорелся в результате ежегодного поджога травы. Как правило, стога обычно защищают от огня, предварительно выжигая вокруг них один или даже два кольца травы. Но тут, видимо, что-то не получилось. Языки пламени плясали в кромешной тьме, и зрелище было совершенно фантастическое. Можно представить себе, как выглядит горящий лес, когда пожар беснуется на всём горном склоне несколько дней и даже недель подряд.