Бороться с этими цивилизациями сложнее. Как пишет англичанин Роберт Харви, «войну против коммунизма, сравнительно краткосрочной секулярной идеологии, можно было выиграть; война против глубоко укоренившихся религиозных верований сотен миллионов людей не может быть выиграна принципиально»[362]. Возможно, ислам — уникально авторитарная вера, но уже одного его противостояния с христианством достаточно для эпической битвы.

Футурологи еще привычно рисуют будущее как продолжение современного мира, но это все более оторванные от жизни мечтания. Отметим, что среди двадцати пяти наиболее крупных стран мира в 2050 г. в двадцати будет преобладать либо ислам, либо христианство.

Представляется, что и растущее незападное христианство не будет встречено в США с подобающей серьезностью — как примитивный ориентализм, как жалкая потуга «третьего мира» породить учение. Как просто нечто чудовищное, породившее, скажем, массовые самоубийства в Уганде в 2000 г. Кровавое противостояние в Индонезии или Судане оценено Западом как просто зверство. До сих пор Запад был способен лишь обличать «шиитских монстров» и стереотипы примитивной Африки, явления из пустынь и джунглей.

Между тем все главные конфликты наступившего третьего тысячелетия так или иначе связаны с различием в религиозной и культурной лояльности, что с трудом представлялось всего лишь десятилетие назад. Конкурирующие концепции бога заменили диалектический материализм. Как пишет Ф. Дженкинс, много насилия таит в себе представление, что «некоторые жизни более ценны, чем другие». Битвы, которые уже ведутся в Африке и Азии, определят лицо двадцать первого века. В мире, где Запад будет секулярным, рациональным, а остальной мир — фундаменталистским, Запад может встретить, при всей своей мощи, тяжелые времена.

Хватит ли у него силы? Готовы ли США поддерживать независимость Кувейта перед лицом стомиллионного Ирана и пятидесятимиллионного Ирака после 2025 года? Создать вариант «регентства Макартура» над огромным арабским миром США уже не могут чисто физически. При этом следует учитывать, что, как минимум, у Ирана будет ядерное оружие и ракеты.

В предстоящей борьбе противником Америки будет не традиционный военно-политический антагонист, а иное видение места на планете человека и Бога. Исход грядущей битвы будет прежде всего зависеть от деятельности образовательных систем, от ориентации масс медиа, от преобладающего общественного мнения, от мировосприятии молодого поколения нашего мира, от доминирующей культуры и фактора решимости ее защищать. При определенном культурном повороте Запад может оказаться не в состоянии выдвинуть политических деятелей, способных на выработку стратегии, а не суммы рефлекторных действий.

Где будут соборы. Кенийский исследователь Дж. Мбути приходит к выводу, что «университетские церковные центры располагаются уже не в Женеве, не в Риме, Афинах, Париже, Лондоне или Нью-Йорке, а в Киншасе, Буэнос-Айресе, Аддис-Абебе и Маниле»[363]. В 1950 г. в списке наиболее населенных христианских стран значились Британия, Франция, Испания, Италия. Ни одной из этих стран не будет в подобном списке 2050 г.

Таблица № 11. Католики в мире 2025 г. в млн. верующих (прогноз).

Источник: World Christian Encyclopedia. New York: Oxford University Press, 2001, p. 12.

Религиозный баланс между крупнейшими странами в XXIвеке. 1. Преимущественно мусульманские страны: Пакистан, Бангладеш, Саудовская Аравия, Турция, Иран, Йемен.

2. Преимущественно мусульманские страны со значительными христианскими меньшинствами: Индонезия, Египет, Судан.

3. Преимущественно христианские страны: США, Бразилия, Мексика. 4. Преимущественно христианские страны со значительными мусульманскими меньшинствами: Россия, Филиппины Конго (Киншаса), Германия, Уганда. 5. Страны, где ни христианство, ни ислам не являются преобладающим большинством: Нигерия, Эфиопия, Танзания. 6. Страны, где не преобладает ни христианство, ни ислам: Индия, Китай, Вьетнам, Таиланд, Япония.

Два блока европейских держав покатились к катастрофе 1914 г. руководимые сведущими, образованными, блестящими людьми — и вовсе не фанатиками. Почему подобная судьба должна миновать мир, где гораздо меньше взаимопонимания, чем в научно-умудренной Европе — не говоря уже об остальном мире — начала XX века?

Относительно «спокойная» фаза, последовавшая за падением коммунизма, неизбежно окончится — и достаточно скоро. Да и эпоху 1990-х гг., характеризуемую кровавыми войнами на Балканах, где Запад, сравнивая сербов с нацистами, неожиданно выступил на стороне мусульманских сил, игнорируя (как пишет Ф. Дженкинс) «значительные масштабы агрессии и брутальности мусульманских сил, включающих в себя хорошо вооруженные интернациональные бригады фундаменталистов»[364], едва ли можно назвать спокойной.

Многие адепты религиозных течений — будь то индуисты-националисты, последователи христианских евангелических церквей в Латинской Америке, ортодоксальные иудеи в Израиле или радикальные мусульмане — становятся борцами своей религии — «активистами». Они отстаивают необходимость изменения общества, стремятся вернуться к резкому разделению добра и зла в духе манихейства и верят со всем религиозным рвением, что конфликты местного значения являются частью «великой битвы».

Ислам. Частичным результатом натовского вторжения в югославские дела, а затем американского в ближневосточные стало массивное наступление мусульманских сил, подъем их воинственности в юго-восточной Европе за счет древних христианских общин. В то же самое время «угнетаемые христиане Судана не получили никакой поддержки со стороны НАТО или любой западной христианской страны. Даже церкви на Западе не пожелали осудить эти преследования»[365]. Едва ли будет чистой фантазией представить себе противостояние Республика Христиана против Дар-аль-Ислама, мусульманского мира, что низвело бы мир до жестокого четырнадцатого века с его черной чумой, ухудшившимся климатом и бесконечными войнами.

В большинстве регионов, которые испытают на себе увеличение числа религиозных «активистов», также наблюдается рост доли молодежи в обществе, с чем эксперты и связывают большое количество радикальных адептов вероучений, включая мусульманских экстремистов.

Ожидается, что проблема увеличения доли молодежи особенно остро встанет в большинстве ближневосточных и западноафриканских стран и продлится по меньшей мере до 20052010 годов, однако последствия будут ощутимы и долгое время спустя.