litbaza книги онлайнСовременная прозаЧетвертый круг - Зоран Живкович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 71
Перейти на страницу:

Всего один раз — кажется, на второй день после пожара — придя, я увидел по ее заметному испугу, что она недавно пережила что-то странное и неприятное. Я не предоставил ей возможности рассказать мне об этом. Сама она, после сомнений и размышлений, на это не решилась, а я не настаивал, так что дело осталось неразъясненным, тем более что старушка в моем присутствии быстро успокоилась. Почему я так поступил, хотя любопытство меня буквально съедало? Из неготовности услышать то, что она могла сказать? Из трусости? Не знаю. Может быть.

Разумеется, в полицию об исчезновении Холмса мы не сообщали. Впрочем, а что бы мы могли им рассказать? Что за всем стоит этот безумный Мориарти, который, правда, уже несколько недель мертв? Что величайший гений сыска, который когда-либо жил в Лондоне, просто-напросто исчез в никуда из запертой комнаты? Конечно, нам бы не поверили, хотя для них Холмс всегда был окружен неким ореолом сверхъестественного. Между тем все произошедшее было слишком невероятным даже по отношению к нему, поэтому неизбежно начались бы допросы, которые становились бы все неприятнее для нас, по мере того как мы все больше запутывались бы в безуспешных попытках дать более или менее связное и приемлемое объяснение тому, чего и сами абсолютно не понимали.

Что касается констебля, пришедшего нам на помощь в тушении пожара, то тут не было особых проблем. Он с легкостью принял мое объяснение, что причиной всей суматохи послужила моя неловкость и неумелое обращение с оборудованием Холмса для научных опытов и что именно это чуть не привело к взрыву и гораздо более сильному пожару. Он меня слегка пожурил за то, что я, имея научное образование, суюсь в то, в чем не разбираюсь, а когда я намекнул, что хотел бы скрыть все произошедшее, особенно от Холмса, он понимающе кивнул и даже предложил свою помощь в наведении порядка в комнате. Каким-то образом я отговорил его от этого, рассыпаясь в благодарностях и уверяя, что сам отлично со всем справлюсь.

Когда на следующий день я встретил его на улице, он спросил вполголоса, заметил ли что-нибудь мистер Холмс, а получив отрицательный ответ, вздохнул с облегчением. Похоже, что он за это время раскаялся в том, что согласился на сокрытие произошедшего, боясь в случае большего ущерба поделить со мной ответственность.

Трудность общения с лондонскими полицейскими заключается в том, что они порой разрываются между чрезмерным рвением и джентльменской предупредительностью, особенно когда имеют на лбу предательскую шишку, аналогичную той, что украшает лоб и первого в списке подозреваемых…

Миссис Симпсон готовила мне обед, довольная тем, что теперь у нее есть кто-то, кто придерживается домашнего распорядка и питается в нормальное время. Холмс так почти никогда не делал, он ел только тогда, когда его всерьез начинал мучить голод, что могло случиться в любое время дня или, зачастую, ночи. Хозяйке его безалаберность доставляла немало хлопот, и она открыто высказывала свое недовольство, но Холмс этого вообще не замечал.

Мои затруднения в связи с кухней миссис Симпсон заключались единственно в величине порций, которые она готовила для меня. Хотя, в отличие от Холмса, я отношусь к людям, умеющим наслаждаться едой, что, впрочем, можно видеть по моей фигуре, — обеды, дожидавшиеся меня в доме моего исчезнувшего друга, значительно превосходили мои обычные потребности в пище.

Я воздерживался между тем от того, чтобы каким-то образом дать понять это моей новой хозяйке, ибо это ее оскорбило бы. Она так смотрела на меня во время еды, что было очевидно: она наслаждалась почти так же, как, по ее представлению, наслаждался я, — наконец-то она могла готовить для кого-то, кто высоко ценит ее кулинарное искусство, а не просто механически загружает пищу в себя, будто выполняет некую неприятную, но необходимую обязанность.

Прямым следствием чрезмерных порций, которыми потчевала меня миссис Симпсон, явилось мое послеобеденное сонное состояние, которое она умело использовала. Тогда начинались ее долгие монологи, в основном представлявшие собой истории болезни различных родственников и знакомых, а от меня требовался не столько совет, сколько полное согласие с ее мнением в отношении диагноза и лечения.

Хотя из-за сильного прилива крови в переполненный желудок мое внимание было рассеяным, я смутно помню ее обширные рассуждения о неприятностях при геморрое, о трудностях, с которыми сталкиваются больные с застарелой язвой, о тяжести поздних родов («особенно в Уэльсе, где в воздухе полно вредной угольной пыли»), о воспалении носовых пазух у детей, которое лучше всего лечится вдыханием паров настоя из бузины с шотландских гор, а также страшных и зачастую смертельных болезнях, которые привозят цветные, «которые, как крысы, хлынули в Англию из заморских колоний»…

Один или два раза случилось так, что я задремал, но миссис Симпсон это нимало не помешало и она не прекратила своих рассуждений. Дело было не в вежливости. Отсутствие женского общества с его обычной болтовней, которого ей явно недоставало, порождало фонтан слов, буквально бьющий из нее, так что в моем внимании необходимости не было вообще. Было достаточно моего физического присутствия, пусть и спящим, потому что главным слушателем являлась она сама, что можно было понять и по диалогу особого рода, который она нередко начинала сама с собой, задавая себе вопросы и отвечая на них.

Только когда я неосторожно начинал храпеть, она деликатно покашливала, но тотчас продолжала рассказ, избавляя меня от неловкости, которую я мог ощутить. Этот поток слов прекращался только на время, отведенное для чая, когда мой желудок наконец одерживал победу в битве с обильной едой и ко мне возвращалась полная сосредоточенность и даже некоторая бодрость, присущая времени за послеобеденным сном.

Наше общение могло теперь превратиться в настоящий разговор, но до этого все же не доходило. Оказалось, что у нас нет общих тем. Одной из них мог бы стать Холмс и то, что с ним случилось, но поскольку мы избегали говорить об этом, нам мало что оставалось. Миссис Симпсон пыталась вновь завести речь об анамнезах, но тема была настолько исчерпана в предшествующем монологе, что у нее быстро кончался материал для повествования (правда, к следующему дню она припоминала довольно много нового).

Тогда я делал попытку заинтересовать ее необычными казусами из судебной медицины или анекдотическими случаями из моей молодости, происходившими на крикетных площадках, но первое было ей неприятно и даже отвратительно (за что я ее нимало не виню), а второе оставляло абсолютно равнодушной (что меня обижало).

Итак, выпив в пять часов чаю, мы погружались в молчание. Мои мысли тогда возвращались к Холмсу, думаю, что то же самое происходило и с ней, тем более приближалось время моего ухода, когда она должна была остаться одна. Вначале я думал предложить ей свое временное переселение сюда, но это лишь вызвало бы подозрения соседей, которые привыкли к внезапным отсутствиям Холмса, так что тут не требовалось никаких объяснений, а вот мое неожиданное проживание в его доме дало бы повод для неприятных догадок и слухов.

На четвертый день после исчезновения Холмса мы так же сидели за обеденным столом в тишине, которая наставала после чая. С улицы порой доносились звуки проезжающих экипажей и голоса редких прохожих. С визгом промчались дети к ближайшему парку. Вечерние птицы издавали тонкие крики из совсем поредевших крон каштанов. Я вспомнил внезапно, Бог знает почему, странную бумагу синьора Муратори, с которой началась вся эта печальная история. Она все еще находилась наверху, в запертой комнате, посреди загадочного круга, с таким совершенством нарисованного пламенем на ковре. Если б я поднялся и забрал ее, может быть…

1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 71
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?