О-ха всей душой желала внушить лисятам, что они должны держаться подальше от усадьбы на окраине города. Она так часто и так настойчиво твердила им об этом, что, как это нередко случается, достигла обратного результата. Запугивания матери разожгли любопытство лисят, и двое из них решили воочию увидеть, что за невыразимый ужас скрывается за кирпичной стеной, окружающей дом и сад.

На исходе лета в сухих, поблекших травах полно насекомых — беспрестанно жужжа и треща крылышками, они свершают головокружительные прыжки и перелеты с листка на листок, со стебля на стебель. За ними терпеливо наблюдают жабы; выждав момент, когда добыча приблизится к ним, они хватают ее своими длинными узкими языками. Ужи, вдоволь понежившись на солнышке, уползают в луга искать гнезда полевых мышей, владельцы которых при виде смертного врага замирают, не в силах двинуться; жуки, сложив сверкающие крылья, отливающие золотом и медью, устраиваются в засаде, заметив неосторожную гусеницу, вихрем налетают на нее и разрывают на куски. В крошечном мирке у самой земли кипит жизнь, жестокая, неумолимая, полная страстей. Ежедневно миллионы обитателей этого мирка находят свою погибель или одерживают победу в борьбе за существование.

Век здешних жителей короток, как мгновение. Стоит круглой личинке с удобствами устроиться в стволе дерева, как зеленый дятел, отчаянно размахивая головой, принимается долбить кору, и вскоре в убежище злополучной личинки просовывается гибкий зазубренный язык, который дятел способен вытянуть так, что он становится в четыре раза длиннее его клюва.

Миц и А-кам приблизились к ограде усадьбы. Меж асфальтированным шоссе и красной кирпичной стеной зеленела полоска некошеной травы и тянулся ряд деревьев. Лисята спрятались в траве, так чтобы люди, проносившиеся мимо в машинах, не заметили их, и принялись осматриваться. Вся стена была увита плющом. Цепляясь за него, лисята вскарабкались наверх. Оказавшись на стене, они, ловко балансируя, направились по краю ограды вдоль сада, принюхиваясь и прислушиваясь. У обоих душа уходила в пятки, но все же они время от времени бросали быстрые взгляды вниз, высматривая, не покажется ли там исполинский пес. Однако чудовища, которым в детстве пугала их мать и о котором она так часто предупреждала их, когда они стали старше, было не видать.

— Наверняка никакой такой собаки и на свете нет, — храбро заметил А-кам. — Все это выдумки О-ха. Не понимаю, почему она не хочет, чтобы мы сюда ходили.

— Нет, — покачала головой юная лисичка. — Камио тоже говорил про этого жуткого пса. Да и вообще, ты что, О-ха не знаешь? Она врать не будет.

— Ну хорошо, где оно тогда, это хваленое страшилище? Может, спрыгнем вниз и осмотрим все хорошенько? Вон в том пруду наверняка полно вкуснющих лягушек.

Лисичка наставила нос по ветру и навострила уши, но не уловила никаких тревожных предостережений. Правда, Ласкай изменил направление, и Миц никак не могла понять, приносит ли он ей запахи сада или, наоборот, относит их прочь от стены. Полагаться на зрение не в лисьих правилах, но своему острому слуху Миц вполне могла доверять. Из сада доносилось множество звуков, но ни один из них не говорил о близости собаки.

— Нет, спрыгивать не будем, — все же возразила лисичка. — Нечего нам туда соваться.

Она еще не договорила, а ее бесшабашный братец уже перепрыгнул на ветку дерева, росшего у самой ограды, по ней дополз до ствола и, перебираясь с сука на сук, спустился почти до самой земли.

— Видишь! — крикнул он, обернувшись к сестре. — Я же тебе говорил, ничего страшного! А ты трусиха!

Вдруг что-то вихрем вылетело из-за деревьев, перед глазами Миц мелькнуло коричневое пятно, и в то же мгновение в ноздри лисички ударил резкий собачий запах.

— А-кам! — взвизгнула она.

А-кам уже понял, что он в опасности. Прежде чем Миц успела закричать, он уже уцепился за сук, довольно высоко от земли, и повис. Пес, с пеной у рта, подпрыгнул за ним. Раздался ужасающий лязгающий звук — челюсти риджбека что-то схватили. А-кам испустил душераздирающий вопль, мордочка лисенка исказилась от боли. Ошеломленная Миц не сразу поняла, что произошло.

Лисенок, цепляясь за сук передними лапами, висел, но каждая секунда угрожала ему падением. Громадный пес, потеряв равновесие, повалился кверху лапами в заросли папоротника у подножия дерева. А-кам истекал кровью. Решившись наконец взглянуть на брата, Миц с ужасом увидела, что хвост его откушен начисто.

— Держись! — завопила она, стараясь унять дрожь в голосе. — Карабкайся выше, А-кам! Карабкайся выше!

Но А-кам, задыхаясь от боли и от усилий, лишь болтал в воздухе задними лапами, безуспешно пытаясь найти какую-нибудь опору. Ему никак не удавалось подтянуться, и он мотался как тряпка, судорожно цепляясь за ветку.

Сейбр тем временем поднялся и носился внизу с окровавленным хвостом в зубах. Он яростно потряс своей добычей, а потом выплюнул хвост — презрительно, словно дохлую крысу.

— Этим летом я уже прикончил одну лису, — прорычал он. — Ты будешь вторым. Сам-то я не ем вас, гадость такую. Выбрасываю воронам. Эй, ты, не трепыхайся. Все равно от меня не уйдешь. — И пес немного отступил, чтоб взять разбег перед прыжком.

А-кам все-таки изловчился и подтянул задние лапы, а Миц подбежала к брату и схватила его за загривок. Пес, громко топоча, разбежался и подскочил, но все же не достал до той ветки, где сжался комочком А-кам. Лисенок немедленно перебрался на стену — он едва не терял сознание, и кровь по-прежнему хлестала из раны. Он спрыгнул, точнее, свалился со стены и растянулся на траве, не в силах подняться. Вслед за ним спрыгнула Миц. Она подбежала к брату и в отчаянии уставилась на него — бока А-кама ходили ходуном, язык вывалился изо рта, и трава под ним покраснела от крови.

— А-кам, ты можешь встать? — лепетала Миц. — Вставай, прошу тебя! Что же делать? Может, мне сбегать, позвать О-ха и Камио?

Лисенок попытался приподняться и опять бессильно рухнул.

— Нет, мне не встать.

А из-за кирпичной стены раздавались ругательства и насмешки. Сейбр знал, где они, знал, что они не могут убежать.

— Что, лисье отродье, получил? — надрывался пес. — Остался без своей поганой трубы! Сейчас отдам твое украшение цыплятам, пусть обклюют его дочиста.

— А-кам, ну пожалуйста, попытайся встать, — умоляла Миц.

А-кам послушно поднялся, запинаясь сделал несколько шагов, но, стоило ему дойти до шоссе, лапы его подкосились, и он упал на асфальт.

— Уходи с дороги, тебя переедет машиной! — во всю глотку завопила Миц.

По дороге мчалось несколько автомобилей. Один из них резко свернул в сторону, чтобы объехать А-кама, шины прошуршали по асфальту на волосок от лисенка. Другой, идущий следом, с визгом затормозил.

Миц, опустив голову на лапы, затаилась в траве, с бешено бьющимся сердцем наблюдала, как дверца машины открылась, как оттуда вышел человек. Он обернулся к оставшимся в автомобиле и что-то пролаял. Потом человек — это был самец — направился прямиком к беспомощно распростертому А-каму. Лисенок никак не мог отдышаться, но, увидев протянутые к нему руки, он оскалился и зарычал: