Я решил – не откладывая, отправиться к настоятелю Савве, пока лед не встал окончательно и не приобрел необходимую толщину.

После приветствий сказал, что хочу устроить в Смолянинове школу, сложив по весне избу, да с учителем проблема – не поможет ли монастырь?

Савва учреждение школы одобрил сразу.

– Богоугодное дело – нести в народ учение. Мало кто из бояр помышляет о разуме народном. Одобряю, рад за тебя! С грамотным учителем из монахов помогу, вот только…

– Я буду платить за работу.

– Славно, каждый труд должен быть вознагражден. И еще – по воскресным дням пусть все желающие, а не только дети, воскресную школу посещают, где они будут изучать основы православия.

– Принимается. Я не против – даже приветствую.

Мы договорились, что, когда изба будет готова, Савва направит в Смоляниново послушника или монаха. И проживать учитель будет в этой же избе, не тратя времени на дорогу.

Расстались мы довольные друг другом. Я приобретал учителя для детишек, монастырь – еще одну церковную воскресную школу да вдобавок – с полным коштом для учителя.

Через неделю, когда купцы уже стали ездить на санях по льду, решил ехать в Москву и я. А самая лучшая и гладкая дорога зимой – это лед реки. Большинство сел и городов строилось на берегах рек, потому было где и на ночлег остановиться.

После недолгих размышлений я решил взять в напарники Федьку-занозу. Привык я к нему за эти годы. А Василия оставить на управлении. Случись война – так его с обоими моими десятками в ополчение призовут, под руку воеводы Плещеева. Следовательно, кто-то должен был остаться дома.

Я сообщил Федору, что завтра выезжаем. В кабинете просмотрел свои бумаги с предложениями по службе ратной, над которыми корпел последние дни, набил кошели серебром. Ссыпал понемногу порошка из каждой склянки в маленькие мешочки из мягкой кожи и повесил их себе на шею на тесемочке. Целее будут и всегда при мне.

Мы взяли небольшой запас продуктов на всякий случай.

Ехать я решил в полушубке и шапке меховой, однако и нарядную одежду взял. Припомнил я один из своих прежних визитов в Москву, когда «и в пир, и в мир, и в добрые люди» ходил в одной одежде. Урок этот я нынче учел.

Поутру я попрощался с домочадцами, мы поднялись в седла и выехали со двора. Оба были при саблях и пистолетах, хотя шлемы и кольчуги не брали. Тяжело в них, да и холодят на морозе. А мы не на войну едем.

За пару дней мы добрались до Мологи и здесь застряли на два дня. Вьюжило так, что за пять метров не видно было ничего, снегу лошадям по брюхо насыпало. Пусть уж другие торный путь пробьют.

Мы отсиделись в тепле, а как выглянуло солнышко – снова в путь. И дальше уже до самой Москвы, останавливаясь на ночь на постоялых дворах.

В первопрестольную въехали после полудня, и сразу – к дому Федора Кучецкого. Побратим всегда встречал меня приветливо, и я хотел остановиться у него. Однако нас ждал неприятный сюрприз – слуга хоть и узнал меня, но заявил, что стряпчего в городе нет и будет он не раньше чем через неделю.

«Подождем на постоялом дворе», – решил я. Знакомые в Москве у меня уже были – тот же Андрей из Разбойного приказа, некоторые бояре из побратимов, но обременять никого из них не хотелось.

Мы нашли постоялый двор – недалеко от дома стряпчего, где и остановились на постой. День отсыпались да отъедались – зимняя дорога отнимала много сил. Как от холода ни бережешься, а все равно к вечеру руки-ноги коченеют. Вот мы и отпивались горячим сбитнем.

Через два дня, отдохнув и надев нарядную шубу – подарок Федора Кучецкого, – я направился в Кремль. Но с посещением государя тоже вышла неудача.

– По каким делам? Кто вызывал? – едва сдерживая зевоту, спросил боярин на входе в государевы палаты.

– Я – воевода Георгий Михайлов, с бумагами к государю.

– Бумаги можешь в канцелярию отдать, коли не вызывали. Писцы да столоначальники сочтут – вызовут, ежели понадобишься.

Так я и ушел ни с чем. Похоже – не пробиться к государю, надо возвращения стряпчего ждать.

Чтобы не тратить время попусту, я посетил Разрядный приказ, сверил списки своей малой рати, что за мной числится. Ратников у меня больше, чем по земле выставлять должен, потому и оплата другая.

У приказа кучковались бояре. Кто денег ждал, кто – назначений. Тут я и узнал новости. В Москве скоропостижно умер Абдыл-Летиф, названный преемником казанского царя Магмет-Амина после его смерти. Сам Магмет-Амин был жив, но очень болен – тело его было покрыто гноящимися язвами.

В первопрестольной идут переговоры государя с послами Сигизмунда – панами Щитом и Ботушем в присутствии австрийского посредника барона Герберштейна. Послов сопровождала многочисленная свита из семи десятков польских дворян. И еще более мелкие новости – кто из бояр к трону приблизился, кто в опалу попал.

Пятачок перед Разрядным приказом часто служил местом распространения политической информации. И бояре сюда нередко захаживали без дела – новости услышать. Поговаривали и о послах Максимилиана, императора Австрийского, что склонял русского государя объединиться для борьбы с Портой против султана Селима, завоевавшего земли от Кавказа и Египта до Венеции, о жалостном рабстве греческой церкви, унижении святыни – Гроба Спасителя Назарета и Вифлеема.

Много чего нового услышал я для себя, чего не узнаешь в Вологде. Да и что сказать – провинция!

Тем временем прошла неделя, и появился Федор Кучецкой. Встретил меня приветливо, обнял как побратима, усадил за стол.

Выглядел Федор озабоченным и усталым. Расспрашивать его я не стал: захочет – сам расскажет. После взаимных расспросов – семья, дети, как по этикету положено, Федор спросил, какие дела в Москву меня привели? Я коротко пересказал ему свои размышления по поводу обустройства воинства и в завершение вытащил свои бумаги.

Федор вздохнул:

– Труд одобряю, редкость в наше время – размышления сии. Вот только, боюсь, не будет государь бумаги твои изучать, другим занят. Послы Сигизмундовы ноне в первопрестольной, с ними надо уговориться насчет мира, да больно много они просят – Смоленск вернуть, половину новгородских да псковских земель, а еще – Дорогобуж, Вязьму, Путивль. Аппетиты у панов большие, да только не выгорит у них ничего. Что Василий на меч взял, сроду не отдаст.

Увидев огорчение на моем лице, Кучецкой задумался:

– А впрочем – как сказать, как сказать… После победы под Опочкой, когда удалось малыми силами ляхов на место поставить, государь к ратным людям благоволит. Да, вот еще что я хотел тебе предложить. Посольство наше готовлю во главе с боярином, дьяком Борисовым, к Максимилиану. Не желаешь ли присоединиться, страны дальние посмотреть?

– Ой, не по мне это дело – пороги властителей обивать. Не приведи господи – ляпну чего не то.

– Да, посольское дело хитрое, не столько сказать надо, сколько суметь услышать, а это не всякому дано. Бумаги твои государю непременно передам, но уж не взыщи – когда еще он их изучит, да и сам ли читать будет или дьякам отдаст – на то его воля! Подожди несколько дней, может, я тебе чего и скажу.