– Зачем?

– Чтобы кто-то из членов нашей семьи помог возродиться Великой Германии!

– О, папа! Только не это!

Герхард фон Садофф был известным германофилом. Он провёл в 1993 году очередной референдум за принятие немецкого языка в качестве государственного в штате Пенсильвания (провалился). Он финансировал немецкие школы (народ отдавал в них детей ради бесплатной столовой). Он издавал немецкие газеты (издатель его обманывал на тираже, но Герхард в это не верил). Добился, чтобы местную кабельную тиви-сеть обязали 1/10 часть времени вещания отдавать немецким передачам (добивался, правда, половины, но и 1/10 тоже неплохо). Любой жулик, желающий производить, например, спортивные майки, мог получить беспроцентный кредит у Герхарда фон Садофф, пообещав, что на майках будет написано что-нибудь вроде «Deutschland ьber alles».[48]

В общем, и в штате, и особенно в родном городе Герхард создал себе репутацию забавного фанатика, и это не могло не сказываться на Клаусе, который вращался в основном в среде обычных американцев. И естественно, Клаус желал держаться подальше от папашкиных германофильских закидонов. Он с дрожью вспоминал школьные годы, когда после уроков его заставляли зубрить немецкую историю. А теперь – здрасте! – старый хрыч собирается использовать его как инструмент внедрения своих идей, и не только в Америке, но и в Европе! И это вместо того, чтобы посоветовать, как, используя уникальные способности Клауса, заработать денег!

Они, конечно, тут же поругались – впрочем, вот уже десять лет, то есть с тех пор, как Клаус окончил школу, они ругались всякий раз, когда Герхард начинал при нём свои патриотические речи.

– О, папа! Только не это! – воскликнул Клаус, и папашка немедленно завёлся:

– Ты что, против Великой Германии? Ты враг?

– Да ладно! Где ты её нашёл, «великую» Германию? Как только она объединялась, так немедленно начинала войны и гибла. Поверь, я очень уважаю немецкую культуру, но международная политика, единое государство – это не для немцев. Нежизненная вещь.

– Как?! А исторические примеры? Бисмарк?

– Да брось ты. Бисмарк! Ведь это ты заставлял меня зубрить историю Германии, а сам что, так и не прочёл? В семнадцатом веке единую Германию, стоило ей возникнуть, раздербанили шведы. А? Каково? Шведы! В восемнадцатом она опять объединилась, и её раздолбал Наполеон в компании с русским царём Павлом. Затем бойню для объединения устроил твой Бисмарк, и что? Пришёл двадцатый век: Германия поделена между Францией, Англией и Россией, адью, единый Vaterland. А уж сколько народу зря перебили – жуть. И поныне твоя Германия разделена…

– Это ты, ты ничего не понял! Посмотри же вокруг трезвым взглядом! Все войны были оттого, что нам не позволяли иметь единую Отчизну. Ведь тогда бы мы смогли участвовать в дележе мира наравне с ними! Вот почему наши враги поныне держат Германию в раздробленном состоянии. Они боятся, они из своих шкурных интересов сдерживают немецкий гений, они…

– Ой, ой, ой, ой! Это не мне, а тебе недостаёт трезвого взгляда. Можно подумать, без немцев весь остальной мир до сих пор качался бы на ветках баобабов. «Гений»!

– Да, немцы внесли решающий вклад в мировую культуру. Наш Лейбниц придумал первую вычислительную машину. Наш Николаус Отто изобрёл двигатель внутреннего сгорания, Карл Бенц – автомобиль, Филипп Рейс – телефон. Что сделал Рудольф Дизель, напоминать не надо? Человечество бесконечно обязано немцам, но нам не дают иметь своей страны! Чего бы мы могли достигнуть, страшно подумать. Но и без того немцами изобретены динамо-машина, рентген, ружьё, мортиры и космические ракеты, пенобетон, магнитофон, книгопечатание и даже синтетические моющие средства.

– Ты забыл назвать часы с кукушкой, расчёску и растворимый кофе.

– Зря смеёшься. И часы, и кофе. И твою излюбленную униформу, джинсы, тоже изобрёл немецкий эмигрант Леви Страус.

– Немец Леви Страус! Охренеть. Что ты несёшь, папашка? Над тобой и так потешается весь Харрисвилл…

– Гаррисбург! Гаррисбург! И не сметь называть меня папашкой!

– Ладно, извини. Сорвалось.

– Ты же сам немец, как ты можешь…

– Немец, немец. Где тут немец? Я? Ты, что ли, немец? А тётка Natalie, твоя родная сестра, русская.

– Да она не знает ни одного русского слова!

– Знает: гармошка.

– Гармошку тоже изобрели немцы.

– Да тьфу на тебя, на твоих немцев и на твои гармошки. Мы о деле говорить будем или нет? Между моими последними погружениями прошло две недели. А ну как меня прямо сейчас туда попрёт? С чем я там окажусь? С россказнями про немецкий гений?

Но тут Габриэла объявила обед. «О деле» пришлось говорить позже, когда они опять остались одни.

На Мясницкой, 19, – знаменитый «Чайный домик». Башенка вроде китайской пагоды, зонтики, драконы, змеи, восточные фонарики и орнамент. Появился он в самом конце девятнадцатого века. Тогда прошёл слух, что на коронацию Николая II в Москву приедет китайский император, и хозяин заведения перестроил здание в китайском стиле, из тех соображений, что, кроме как к нему, царю китайца вести в Москве будет некуда, а визит сразу двух императоров даст его магазинчику отличную рекламу. Из Китая приехал совсем не император, но дом уже был. Деревянные его стены покрыли штукатуркой, и стоит себе, радует взгляд прохожего.

Летом над его огромными окнами вывешивают расписанные драконами маркизы, а под ними ставят столики; но тротуары здесь узенькие, поэтому маленькой кафешечкой занят и дворик позади магазина. Вот сюда и завернул Стас Гроховецкий по пути из библиотеки домой – выпить чашечку кофе и обдумать прочитанное.

В кафе было пусто. Официант тоже отсутствовал. Стас постучал по столу монеткой, и из двери тут же выскочил мальчишка в фирменном костюмчике, явно для него узковатом. Получив заказ: чашку кофе и бокал холодной содовой – он шустро убежал внутрь, а уже через секунду оттуда появился с запотевшей бутылкой содовой и двумя бокалами в руках, с улыбкой во всю свою широкую рожу… Дорофей Василиади.

– Вот так да! – удивился Стас.

– Здорово, чучело, – не в силах согнать улыбку, немного смущённо пробасил Дорофей.

– Ты как здесь оказался? – спросил Стас.

– Так это… Заведение-то наше. Отец купил у прежнего хозяина, мсьё Перлова, когда мы в Москву перебрались. И магазин, и вообще весь дом. Мы тут и живём.

– А я в Лубянском проезде, отсюда пять минут.

– Ишь ты! А где, ближе к Маросейке или…

– Угловой к Лубянской площади. Только у нас дом внутри квартала и окна в обе стороны во дворы. Хорошо, тихо, только зелени нет.

– А, зелени. Будто у нас тут зелень есть. Москва же! Вот это, в кадке, искусственная пальма.