Как всегда, слыша вдруг взрослые слова от своей дочери, я замерла и потеряла нить разговора. Ничего важнее того, что моя Маша, моя маленькая Маша неожиданно и непонятно когда стала большой, для меня не было. Пока я не торопясь размышляла, чему учить Машу, а от чего оберегать, она сама все выучила. И слова, и понятия…

У меня одновременно засосало под ложечкой и закололо сердце. Я понимала, что ничего плохого здесь нет. Хуже был бы затянувшийся инфантилизм, опаснее. Пусть лучше она чуть раньше приобретет капельку взрослого цинизма, для иммунитета, чем, как я когда-то, до двадцати лет будет ходить в носочках с кружевами, аккуратно складывать разноцветные заколочки в косметичку и при этом сшибать головой все попутные косяки, ничего не соображая ни до, ни после ушиба.

– Ванечка, – продолжала Маша, поглядывая на юношу вполне доброжелательно, – составил сложную программу для компьютера. Так он говорит, по крайней мере. И тот дал ему простой ответ, что Игорь Евлампиевич может находиться, скорее всего, лишь в двух местах. На даче в Петрово-Дальнем или на даче в Иерапетре. Поскольку до острова Крит самолет летит только в среду, Ванечка решил начать с Петрово-Дальнего. Да, Ванечка?

Ванечка нежно улыбнулся Маше и кивнул. При этом на его тонкой шейке запульсировала милая голубая венка.

– Ваня, где у вас большой морозильник? Игорь Евлампиевич просил ему малины оттуда достать. Может, вы принесете?

Ванечка замер, осмысливая мои слова, потом опять покраснел и ответил:

– Я… я не знаю.

– Он здесь редко бывает, – объяснила Маша и сделала маневр, которым можно было ввести в смущение и гораздо более искушенного, чем сей юноша. Я, по крайней мере, была очень удивлена. Она встала и вышла в коридор. И только там резко обернулась, спросив Ванечку:

– Ну что ж ты?

Он не вскочил и не покраснел, как можно было бы ожидать. Он лишь тихо улыбнулся и ответил:

– Я так не умею.

– И я не умею, – засмеялась Маша. – И травку не курю, и сок пью без водки, и вообще, без пяти минут студентка Консерватории по классу вокала. Ты, кстати, о чем подумал?

Меня иногда пугает Машина кровожадность по отношению к противоположному полу. Непонятно, откуда это у нее. Вернее, было непонятно, пока не выяснилось, что рядом с Машей все годы было пустое место и она ощущала эту пустоту. Только я этого не понимала. Мне казалось, что у нас все в полном порядке и моей Маше всего хватает… Но я уже замечала в ней некую нетерпимость и пренебрежение к мальчикам и думала, что жизнь, как правило, не прощает подобного отношения к людям и обязательно однажды ткнет носом: «Попробуй-ка того же самого! Как кому-то бывает больно, когда другому смешно…» И надо бы Машу останавливать, не давать ей заигрываться ролью жестокой красотки, разбивающей сердца. Надо бы останавливать, а я радуюсь, радуюсь глупо и опрометчиво, что она не такая, как я…

Маша быстро вернулась с большим пакетом замороженной малины и веревкой. Она подошла к Ванечке и, ни слова не говоря, стянула ему руки, перекинув оставшийся конец на ноги.

– Идти сможешь?

– Куда? – Ванечка покорно встал.

У меня промелькнула мысль, не зря ли Маша так усердствует с играми в разведчиков и похитителей, и тут мне показалось, что Ваня сейчас скинет веревку с ног и ударит Машу. Не успев подумать, правильно ли поступаю, я толкнула его обратно на стул. Маша немного удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. А мне неожиданно в голову пришла отличная, как мне показалось, мысль. Соломатько потом скажет, что это он мне ее внушил, через стенки. Но, с другой стороны, не мог же он через стенки видеть, что у нас тут происходит, даже если он и заметил, как Ванечка шел к дому.

– Понимаешь, Ванечка… – сказала я спокойно и доброжелательно. Улыбнулась и дождалась, пока он сосредоточится на моем взгляде и голосе. – Убери, кстати, свои деньги. Твой папа, вернее отчим, решил пошутить и заодно от всего и от всех отдохнуть. Это всего лишь шутка, Ванечка. Рождественская шутка. Конечно, он не мог предположить, что вы все будете так страшно волноваться за него…

– Да нет, ничего! – ответил мне Ванечка. – Особо никто не волнуется. То есть…

– Мы знаем, – кивнула Маша.

– А можно… посмотреть на него? Или поговорить с ним?

Мне это показалось забавным. Милый наивный Ванечка с компьютером. Который не знает, где малинка, но зато знает, где искать дорогого отчима. Я взглянула на Машу. Она тоже улыбнулась и потянула за веревку:

– Пошли.

Для верности я захватила толстую белую скалку с чудным орнаментом на ручках в виде крошечных поз из Камасутры и пошла сзади.

Маша прошла по коридору мимо комнаты Соломатька, привязала Ванечку к тяжелому медному шпингалету на окне и только после этого вернулась, открыла дверь и заглянула к Соломатьку:

– Игорь Евлампиевич, к вам гости!

– Как? Еще? И тоже хотят денег? – мгновенно отреагировал Соломатько, и я увидела, как он попытался подойти к двери. Маша сразу ее захлопнула и обернулась к Ванечке:

– Ты доволен? Или сказать что хочешь?

– Игорь! Вы в порядке? – крикнул Ванечка и, по всей видимости, вознамерился оборвать тонкую веревку.

– Видишь, мама, какой милый мальчик, – сказала Маша и ловко перехватила веревку, так, что Ванечка сам затянул узел у себя на руках и ногах. – А ты еще смотрела на меня с осуждением, когда я смеялась над ним.

– Ваня? – В голосе, раздавшемся из-за двери, звучало удивление и, похоже, некоторая досада.

Маша накинула свободный конец веревки на шею Ванечке и подпихнула его к двери:

– А теперь иди, Ванечка, поздоровайся с папой.

– Маша!.. – сказал милый Ваня с укором.

Почему-то славный Соломатькин пасынок не внушал мне доверия даже связанный. Может, потому, что я вообще побаиваюсь женственных красавчиков. У них может оказаться женская хитрость и изворотливость, наряду с мужской силой.

Ваня действительно сделал какое-то странное движение, как будто попытался прыжком встать на мостик, при этом толкнув Машу. Она покачнулась, но удержалась на ногах и тут же сильно подтянула веревку. Я же на всякий случай и для острастки слегка пнула юношу скалкой под зад. Он на секунду замер, наклонив голову, а потом мелкими шажками пошел в комнату, больше не пытаясь освободиться от нашей опеки.

– Ваня? – еще раз спросил Соломатько, теперь уже глядя на своего недавно приобретенного пасынка, как будто до сих пор надеялся, что ослышался и обознался. – Это кто же тебя так?

Ваня молча смотрел на Соломатька, комфортно развалившегося на диване. Он закинул свободные руки за голову и, как обычно, был обложен несколькими подушками. Рядом на красивом столике стояли открытая пачка грейпфрутового сока, полупустой стакан с густым розоватым соком и пустая коробочка из-под французских бисквитов. Вообще-то в нее он складывал свои очки для чтения, чтобы не раздавить их, заснув ненароком. Но сейчас очки были у него на носу. И эта круглая глянцевая коробочка, и мягкий клетчатый плед создавали ощущение необыкновенного уюта и спокойствия. А сам Соломатько в очках без оправы, с прозрачными дужками был похож на юного дедушку из телерекламы. Непременные атрибуты своего пленения – ошейник с веревочкой – он, похоже, успел куда-то запихнуть. Если, конечно, просто не прикрыл их быстро пледом.