Почти у выхода она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на стойку регистрации, из-за которой потерпела поражение, и вдруг увидела, что стойка взмыла вверх сквозь крышу, объятая огненным шаром.

…Кейт лежала в темноте под обломками, страдая от боли и дыша пылью, пыталась понять, не отнялись ли у нее руки и ноги. Радовала лишь одна мысль: ей вовсе не показалось, что сегодня плохой день. Думая об этом, она потеряла сознание.

Общественность требовала наказать виновных.

Сначала Ирландскую республиканскую армию, затем Организацию освобождения Палестины и, наконец, министерство газовой промышленности. Компания «Бритиш ньюклеар фьюэлз» поспешила выступить с заявлением, что полностью контролирует ситуацию и шанс, что подобное случится, был один на миллион, что вряд ли произошла утечка радиоактивных веществ, а на месте взрыва можно устроить замечательную площадку для отдыха с детьми и пикников. В итоге выяснилось: компания эта тут вообще ни при чем.

Причину взрыва установить не удалось.

Все будто бы произошло стихийно, само по себе. Были выдвинуты объяснения, большинство из которых лишь повторяли друг друга, перефразируя проблему на тот или иной манер, – ровно по тому же принципу в нашей речи появилось выражение «усталость металла». Собственно, очень похожий термин и изобрели для обозначения внезапного перехода дерева, металла, пластмассы и бетона во взрывоопасное состояние – «нелинейное катастрофическое возмущение конструкций». Иными словами, как на следующий день выразился в телеинтервью один молодой член правительства, стойка регистрации взорвалась потому, что ей «осточертело стоять на месте» (эти слова здорово подпортят ему дальнейшую карьеру).

Как и при любых чрезвычайных происшествиях, в оценках числа пострадавших наблюдались серьезные расхождения. Сначала насчитали сорок семь погибших и восемьдесят девять тяжелораненых. Затем эти цифры выросли до шестидесяти трех и ста тридцати соответственно, а перед тем как после окончательного уточнения выяснилось, что жертв намного меньше, количество погибших подскакивало еще раз – аж до ста семнадцати. В итоге решили: поскольку все, кого можно пересчитать, пересчитаны, значит, никто не погиб. Некоторых госпитализировали с порезами, ушибами и прочими травмами различной степени тяжести, но раз сведений о пропавших без вести ни от кого не поступало, то ранеными все и ограничилось.

В этом заключалась еще одна необъяснимая загадка происшедшего. Мощности взрыва было достаточно, чтобы превратить значительную часть второго терминала в груды обломков, однако все находившиеся в здании каким-то непостижимым образом очень удачно упали или укрылись от одного фрагмента бетонной стены под другим, или ударную волну принял на себя багаж. Следует отметить, что багажа вообще уцелело мало. По этому поводу парламенту были заданы вопросы, впрочем, не особо интересные.

Прошло несколько дней, прежде чем Кейт Шехтер узнала об этих событиях и вообще вспомнила о существовании внешнего мира.

Она коротала время в собственном мире, где ее окружали – насколько хватало взгляда – старые сундуки с воспоминаниями, вызывавшими сильное любопытство, а подчас и оторопь. По крайней мере одна десятая часть сундуков была набита яркими, порой болезненными или неприятными воспоминаниями о прошлом; в остальных она с изумлением обнаружила пингвинов. До нее дошло, что это сон, и она решила, что скорее всего она копается в своем подсознании. Кейт где-то слышала: люди используют лишь десятую часть мозга, и неизвестно, для чего предназначены остальные девять частей. Но уж точно никто не высказывал предположений, что в них можно хранить пингвинов.

Постепенно сундуки, воспоминания и пингвины стали неразличимыми, белыми и нечеткими, затем слились со стенами, тоже белыми и нечеткими, и в конце концов превратились в стены – белые… или скорее желтоватого или зеленоватого оттенка, – заключившие Кейт в маленькой комнате.

В комнате царил полумрак. Лампа на прикроватной тумбочке горела, но не ярко, свет уличного фонаря пробивался сквозь серые занавески, отчего на противоположной стене плясали тени. Постепенно Кейт различила неясные очертания собственного тела под белой простыней с отогнутым краем и светлыми шерстяными одеялами. Встревоженная, она некоторое время разглядывала себя, проверяя, все ли на месте, прежде чем попробовать шевельнуться. Сперва она подвигала правой рукой, та оказалась в порядке, хотя немного затекла и болела. Тем не менее все пальцы работали, имели положенную им длину и толщину и сгибались в нужных местах и направлениях.

Не сразу обнаружив левую руку, Кейт слегка запаниковала, но затем увидела, что рука лежит на животе и почему-то ноет. Пару секунд она прислушивалась к себе, сопоставляя довольно неприятные ощущения, пока не догадалась, что под повязкой в руке торчит игла. Это ее потрясло. Из иглы змеей вилась тонкая прозрачная трубочка, поблескивающая в свете уличного фонаря. Описав плавную петлю, она соединялась с пухлым полиэтиленовым пакетом, свисающим с высокого металлического штатива. При виде этого сооружения Кейт на мгновение объял страх, однако, разглядев на пакете слова «Раствор хлорида натрия с глюкозой», она заставила себя успокоиться и спустя несколько минут возобновила исследования.

Грудная клетка и ребра хоть и ныли, но все же были невредимы. А острой боли, чтобы заподозрить перелом, не ощущалось нигде. Кейт напрягла правую икроножную мышцу, затем левую – возможно, левая лодыжка вывихнута.

Иными словами, она уверила себя: с ней все в порядке. Тогда что она делает в этом месте – в больнице, судя по мерзкому цвету стен?

Она резко села в постели, и тут же ненадолго вернулись веселые пингвины.

Придя в чувство, Кейт решила проявлять к себе больше заботы и лежала спокойно, ощущая легкую тошноту.

Она попыталась очень осторожно прощупать память и вспомнить, что произошло. Воспоминания, темные и крапчатые, хлынули крутыми масляными волнами, как воды Северного моря. В волнах тут и там всплывали какие-то комья, медленно складываясь в колыхающийся аэропорт, мрачный и давящий на виски, а в самой его середине, пульсируя как мигрень, возник шикарный огненный шар.

Кейт вдруг отчетливо поняла, что в зал регистрации второго терминала аэропорта Хитроу попал метеорит. На фоне пламени проступил силуэт великана в шубе, который, должно быть, принял на себя основную мощь удара и мгновенно превратился в облако атомов, беспрепятственно разлетевшихся в разные стороны. От этой мысли Кейт пришла в ужас. Он вел себя заносчиво и нагло, но каким-то непостижимым образом сумел вызвать в ней симпатию. В его капризном упрямстве сквозило некое благородство. Возможно, ей просто нравилось думать, что капризное упрямство есть проявление благородства, потому что его поведение было чем-то сродни ее собственным попыткам добиться доставки пиццы на дом в чужом, враждебном и ни в какую не желающем этим заниматься мире. Благородство – одно из слов, которым можно замаскировать стойкое неприятие сложившихся абсурдных традиций, но существуют и другие…

Внезапно нахлынувшее чувство страха и одиночества быстро отступило, и Кейт ощутила спокойствие, расслабленность и позыв в туалет.