Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они сидели в веранде, которая углом выходила на реку Окигаву, над их столом свешивалась ветка кедра со смолистыми шишками, на другом берегу светились огни, по воде скользили лодки, и слышалось: 'Смот-ри-ри-и… смот-ри-ри-и…'
Ночной Киото был прекрасен. Пролился весенний дождь, и воздух был насыщен запахами цветов вишни и кедровых шишек. Но кантё Гампэй было все равно: в своей жизни он навидался столько больших и маленьких городов, что столица Мира не производила на него особого впечатления. Ему больше нравился Чанъань, но жить он в нем не мог, потому что китайцы точно так же не любили японцев, как японцы не любили китайцев.
– Нет, – говорил капитан Го-Данго, – я себе не так представлял свою жизнь.
– А как? – спросил кантё Гампэй в надежде разговорить капитана.
– Ха… Одно время я хотел командовать большой армией. Но меня предали, – он тяжело вздохнул, вспоминая прошлое.
Настоящее – это время, отпущенное на размышления, вдруг подумал он и был рад этому маленькому открытию.
– Ты еще молод, – сказал кантё Гампэй, – еще можешь наверстать. Это я стар, как гнилой канат. И то хорохорюсь. А ты… А-а-а… У тебя все впереди! Что ты!
Вряд ли это были честные слова, но кантё Гампэй сказал именно так. Возможно, в тот момент он говорил даже искренне, хотя давно утратил чувство справедливости, и честно говоря, его не волновали проблемы капитана. Он хотел лишь одного – обеспечить свою старость.
– Нет у меня жизни. Ни впереди, ни позади, – пробормотан Го-Данго, подзывая хозяина, чтобы принесли еще сакэ. – Погорячее, – попросил он.
Кантё Гампэй насторожился – сейчас проболтается о Натабуре! Он затаил дыхание. Трехдневные усилия наконец дали результаты.
– А что у тебя есть? – спросил он.
– Ничего – страшно пьяным голосом сообщил капитан Го-Данго.
Впервые за три вечера, которые они проводили вместе, капитан заметно опьянел. Они сидели с полудня, выпили немереное количество сакэ и съели множество самых разных блюд.
– Я любил женщину, но она оказалась женой другого.
– Кого же? – кантё Гампэй делано выпучил глаза.
Капитан Го-Данго вздохнул. Он вообще в этот вечер вздыхал чаще обычного.
– Моего друга Натабуры. Я понял, что у хорошего человека нельзя отбивать жену. Это не подобает самураю.
– Жену? – кантё Гампэй сделал вид, что еще больше удивился. – Какую жену?
Что-то ему подсказывало, что женщины в жизни не главное, что всему свое время и что в его возрасте больше заботятся о душе. Но этот вопрос был спорен, и кантё Гампэй никому не навязывал свою точку зрения. Но он мог понять собеседника и даже дать совет.
– Честно говоря, я пробовал, но у меня не получилось.
– Неужели она так хороша? Может, ты плохо пробовал? А она даже не подозревает.
Капитан Го-Данго тяжело вздохнул:
– Я даже ее украл, но это ни к чему не привело. Она отвергла меня.
– А Натабура?
– А что Натабура?! Он вправе убить меня в любой момент. Я в его власти. Зачем мне жизнь?!
– Он здесь, твой друг? – перешел кантё Гампэй к главному.
Казалось, большой и добродушный капитан Го-Данго даже не насторожился.
– Здесь, в городе. А где еще? – он потянулся к кувшину и разлил по чашкам сакэ.
В воздухе повис тонкий аромат трав, но ни капитан Го-Данго, ни кантё Гампэй этого не почувствовали. Они вливали в себя сакэ, как воду, не ощущая вкуса. Закусывать им уже не хотелось, хотя стол ломился от снеди.
Тема разговора переменилась, кантё Гампэй понадобилось некоторое время, чтобы снова повернуть его в нужное русло.
На самом деле, Го-Данго прикусил язык, испугавшись, что проболтался. Я что-то сказал о заговоре, тяжело вспоминал он, или не сказал? Точно он припомнить не мог. Мысли были тяжелыми, как горы Оу. Но самурайская жилка, которая жила в каждом из воинов субэоса Камаудзи Айдзу, заставила его изменить разговор.
– Все, – сказал он. – Пора идти.
Он вспомнил, что утром должен встретиться с Натабурой, а потом с Гёки. Эта мысль немного его отрезвила. Да и трезвел он прямо на глазах: только что движения капитана были размашистыми, но в следующую кокой стали более осмысленными. Здоровый, бугай, неприязненно подумал кантё Гампэй. Здоров. О Натабуре я так и не выяснил. А то можно было бы пойти ткнуть стражей в их дерьмо и заявить, что они не там ищут.
– Пойдем вместе, – предложил кантё Гампэй. – Я провожу тебя.
– Нет, – стараясь быть добродушным, произнес капитан Го-Данго. – Это я тебя провожу. Трактирщик, мы уходим! Давай наше оружие.
Прибежал хозяин заведения и, кланяясь, протянул каждому его дайсё. Рассовав мечи за оби, пошатываясь и добродушно хихикая, они вышли на берег реки. Перед входом в харчевню горели фонари. Ни кантё Гампэй, ни капитан Го-Данго не заметили, как следом за ними выскочила тень и растворилась в темноте ночи. Под ногами захлюпала весенняя грязь. Они брели, не разбирая дороги, и хитрый кантё Гампэй пытался разговорить капитана Го-Данго.
– Где твой друг живет? – спрашивал он.
– Не помню, – капитан делал вид, что по-прежнему пьян.
– Я отведу тебя к нему.
– Я сам кого хочешь отведу.
Так болтая, перебраниваясь и посмеиваясь, они выбрались на центральную набережную реки Ёда, перешли мост Макабэ и очутились в благородном квартале цветочников, которые трудились исключительно на императора и регента.
Наверное, рано или поздно их бы ограбили, но ночные воры, завидев гиганта, чей голос с рокотом разлетался по улицам, предпочитали искать более легкую добычу.
В отличие от своего бывшего начальника Макара Такугава, Досё не играл в нарды. Он презирал нарды, как старую и немодную игру. Зато увлекался го и умел раскидывать сети в ключевых точках. Одной из таких точек он считал капитана Го-Данго. Увидев его однажды, он понял, что за капитаном нужно следить круглосуточно. Однако уже вскоре ему доложили, что из трех человек, которые были выделены для этого, двое пропали бесследно, а один лишился рассудка и не мог объяснить, что же с ним произошло.
Одного Досё только не знал: в нардах один плюс два не всегда означает три, ибо качество порой превышает сумму. А это значило, что в жизни встречаются непонятные вещи. Он лично решил поговорить с подчиненным. Ему привели этого человека. Стражник забился в угол и глядел на Досё безумными глазами.
Досё это страшно заинтересовало. Он велел отдать стражника в руки монахов Великого Восточного Храма Тодайдзи, которые умели врачевать. Через пару дней ему доложили, что он умер, потому что, по мнению монахов, его душа устала.
– От чего? – удивленно спросил Досё и почему-то покраснел.
Ему ответили: