Вот, на что угодно – пошла и Аня. Девочка из неблагополучной семьи, но которую Бог одарил красотой, и которая решила использовать ее для того чтобы пробиться. Хоть как. Любой ценой. А ценой оказались жизни. И она, наверное, когда все это творила – понятия не имела, чем все это кончится. Что в итоге ее отец застрелит ее дядю. Брат на брата… твою же мать…

И проще всего назвать ее шлюхой. Гораздо сложнее – понять, что виноваты мы все. Потому что мы так живем. И смирились с этим. Потому что мы видим, чему учат наших детей. И тоже смирились с этим.

Как же все-таки хочется выпить. Но нельзя. Надо валить из страны. Йованич был прав – сейчас тут такая свистопляска начнется… и разобраться со мной захотят уже многие. Потом – можно будет и нажраться.

Хоть в хлам…

Хоть в дрова…

А сейчас надо ехать

…

Мой дом – стоял на том же месте, где я его оставил – а где же ему еще было быть? И первое, что я заметил, когда подошел – это то, что дверь гаража вскрыта. Причем вскрыта неумело, так что я вижу отсюда…

Аж так даже…

Решил заходить со стороны огорода… тут у меня есть небольшой сад и огород, от предыдущих владельцев остался. Задняя часть дома – наиболее безопасна, там всего одно окно, стрелять если что неоткуда. Да и знаю я дом – а они вряд ли дворовые постройки пошли обследовать…

Снаружи – там секретный замок, я сам врезал как раз на такой случай – я открыл заднюю дверь. Держа пистолет наготове, пошел вперед. Хоть я и не мастер в обращении с пистолетом – но и они, думаю, тоже. А я у мастеров учился. Которых на Балканах и поныне – предостаточно…

Двор. Никого.

Шаг за шагом.

Тишина. Можно даже по воздуху иногда определить, есть ли кто-то впереди – или нет. Но что-то подсказывает – никого.

Были и ушли.

Дверь вскрыта. Дверь в комнату, в которой у меня сейф.

Я еще не зашел в комнату, а уже знал, что там увижу. Они вскрыли и сейф. И украли винтовку. Ту самую. Заказную. Опытно-экспериментальную.

Только для меня.

Я не мог сразу осознать… осознал только сразу, что меня подставили и подставили мощно… я не знал как – но то что украли оружие, мое, зарегистрированное на меня – это не могло быть ничем иным, подставой только. Надо было звонить… хотя бы тому же Йованичу, сообщить быстрее, что у меня украли винтовку и тем самым попытаться хотя бы сделать так, чтобы потом то, что произойдет, труднее было спихнуть на меня.

Но когда я решил, что надо звонить – телефон зажил собственной жизнью и завибрировал в кармане.

Я достал телефон, и посмотрел, кто звонит.

Звонил Василий Никич.

Мне стало плохо. По-настоящему плохо… дыхание перехватило, это не фигура речи, это так и есть и хотя все там будем – не дай вам Бог…

Мне звонил человек, которого вот уже почти сутки назад убили

И в смерти которого я был хоть и косвенно – но виновен.

И я испугался. Балканы отличаются от России еще и тем, что здесь до сих пор верят в чертей, оборотней, упырей… особенно в сельской местности – и верят всерьез, без шуток. И когда мне позвонил мертвец – я испугался.

Я стоял и молился, чтобы телефон замолчал.

Но он не замолкал. Звонил и звонил.

Наконец я решился – включил на громкую связь. Поднести телефон к голове я банально побоялся.

– Алло…

Голос был не Василия.

– Алло.

– Кто это? – спросил я и понадеялся, что голос мой не дрогнул.

– Это Милан.

Я вдруг понял – он почти наверняка сейчас сидит со снайперской винтовкой у дома и ждет меня. Терять ему нечего, он брата застрелил.

И я упал на пол, прежде чем сообразил, что там, где я стою – окон нет.

– Алло…

…

– Алло.

– Милан. Ты где?

Щелчок. Дыхание. Какой-то далекий, непонятный шум.

– Милан…

…

– Ты и вправду подумал, что я – изнасиловал и убил свою дочь? А потом выбросил ее в канаву?

Я не знал, что ответить.

– Ты и правда так подумал?

– С чего ты взял?

– Значит, так решил мой брат…

У него был какой-то голос… я не знаю… какой-то спокойный, без подковырки. Наивный. Мне стало так тошно от его слов – не передать.

– Мы с ним никогда не понимали друг друга.

– Милан, ты где? – осторожно спросил я – мы можем встретиться и поговорить?

– Зачем?

– Ты расскажешь мне, как было.

– Как было уже никто не узнает. Да и смысла нет.

…

– Я звоню тебе русский, чтобы сказать спасибо. Ты нашел убийцу моей дочери. Спасибо тебе за это.

Я вдруг понял. Дошло до меня. Он не меня собирается убить.

– Не делай этого Милан. Слышишь? Не делай.

– Почему?

Голос был усталым. И спокойным. Как у человека, который все для себя решил.

– Потому что Ане нужно правосудие. А это не правосудие. Это еще одно преступление. Выстрелишь в него – и станешь убийцей. Таким же, как он.

– Мне плевать.

– Не надо. Не становись убийцей.

– Я давно им стал. Еще тогда. Просто, забыл, как это делается. Но взял винтовку в руки и… вспомнил.

…

– Ты ведь для этого купил винтовку, русский? Чтобы помнить? Извини, что я взял. Мне больше было негде.

…

– А я ведь знаю тебя, русский. Там на стрельбище, помнишь?

…

– Ты и не знал, что это я, верно? Ты расследовал убийство Ани и не знал, кто я такой…

– Не надо, не становись убийцей.

…

– Убери винтовку. Клянусь своей кровью, всей какая есть – я его посажу. Я добьюсь, чтобы он сел.

– Ты ничего не добьешься, тебе никто не поверит. Ты чужак, иностранец. А если бы был сербом, тебе все равно бы не поверили. Вот так у нас делаются дела.

– Не стреляй.

– Я все для себя решил. Спасибо тебе, русский. Ты хороший человек. Но это наше дело.

– Я сейчас буду звонить всем и говорить, что ты задумал.

– Уже поздно. Да и не станешь ты этого делать.

…

– Прощай, русский…

Милан отключился. Я какое-то время стоял, пытаясь прийти в себя. Потом – прошел в комнату, взял большую сумку, на которой были лямки, и ее можно было носить как рюкзак. Начал бросать в нее вещи, которые могли понадобиться в бегах.