— Что?

— Заставить сработать аппаратуру?

— Нет. Все откалибровано. Только диски с информацией. Или этот военный…

— Полковник Трэвис.

— Да, он. Но больше — никто. Мы застраховались от случайностей. Мне казалось, что застраховались на все сто процентов.

— Академик, — сказал я, — вы недавно читали «Илиаду», если я не ошибаюсь.

— Да, читал.

— Вы помните персонажа по имени Эней?

Он задумался.

— Нет, не помню, — сказал он. — У меня склероз относительно всего, что не касается физики. Это важно для вас?

— Нет, — сказал я.

Может, и правда не помнит.

Полковник Трэвис

— И чем дело кончилось? — спросил я.

— Как обычно, — сказал Одиссей, наливая мне вина. — Ничем. Наш богоравный рогоносец начал брать верх, выбил у Париса щит, сломал меч и даже ранил в бедро, но тут троянца накрыло серебристым облаком, через которое Атрид пробиться не смог, а когда оно развеялось, Париса там уже не было. Полагаю, боги его куда-то отволокли. Думаю, что Афродита.

— С чего Афродите вмешиваться?

— Сам подумай, — сказал Лаэртид.

Я подумал.

Боги хотят гибели Трои. Боги против нее и душой, если бы она у них была, находились бы на стороне ахейцев.

Но, с другой стороны, Фетида умоляла Зевса подарить троянцам несколько побед, пока Агамемнон не попросит прощения у ее сыночка. Вот они и дарят.

Такими темпами Ахилл свою невесту получит очень скоро. А Троя, соответственно, огребет неприятностей по полной программе. А что делать?

Гомер…

Тут я заметил, что задумался и пропустил мимо ушей то, что продолжал говорить Лаэртид.

— Что? — переспросил я.

— Мухи, — сказал он.

— Что с ними?

— Здесь, в Троаде, странные мухи, — сказал Одиссей. — Сначала я думал, что мне показалось, и я решил понаблюдать за ними внимательнее. И выяснил, что мне не показалось.

— И что не так с мухами, Лаэртид?

— Их тут два вида, — сказал Одиссей.

— Только-то? Я думал, гораздо больше.

— Да я не о внешности говорю, — сказал он. — А о манере поведения.

Чокнулся, подумал я. Какая у мух манера поведения? Тоже мне, древний энтомолог-любитель. И только потом понял, о чем он говорит.

Я так привык к присутствию камер, что совершенно о них забыл.

— Одни мухи вполне обычные, — сказал Одиссей. — Они летают по всему лагерю, но если и интересуются людьми, то исключительно мертвыми, как и положено мухам. Зато другие почему-то предпочитают живых. Я заметил, что вокруг нас всегда вьются насекомые. Даже когда мы плыли по морю. Куда бы я ни пошел, я могу заметить несколько мух, которые увяжутся за мной. Они не докучают, не жужжат над ухом, но они всегда рядом.

— И что это значит? — спросил я.

— Кто знает. — Он пожал плечами. — Может быть, то, что все мы скоро станем мертвыми, и мухи это чувствуют.

Я успокоился. Не владея должным уровнем технологии, правильных выводов даже хитроумный Одиссей сделать не сможет.

— А иногда мне кажется, что они наблюдают за нами, — сказал Одиссей, ясно давая понять, что я его недооценил.

— Мухи? — Я улыбнулся. — С какой целью?

— Может, у мух тоже есть боги, — сказал Одиссей, пожимая плечами. — И они требуют рассказов о нашей войне… А может быть… Не знаю. Может быть, это и не мухи, а то, что мы принимаем за мух.

Разговор становился слишком опасным, и я поспешил откланяться, сославшись на усталость. Лаэртид меня задерживать не пытался.

Надеюсь, больше никому он свои мысли о насекомых излагать не станет.

Едва я покинул шатер правителя Итаки, как в него вошли двое золотых щитов Агамемнона. Мне стало любопытно, и я вывел на дисплей изображение с камеры, следящей за Одиссеем. Ванакт ванактов призывал хитроумного к себе. Надеюсь, не для того чтобы поговорить о странном поведении насекомых.

На самом деле причина могла быть только одна. Неудача Менелая выбила Агамемнона из колеи, и он решил вернуть расположение богов.

Но поскольку лично извиняться перед каждой мелкой сошкой вождю вождей не пристало, он решил задействовать для этих целей хитроумного итакийца, преисполненного козней различных и мудрых советов.

Я продолжал следить за Одиссеем, медленно бредя по лагерю ахейцев. Настроение воинов варьировалось от очень плохого до смертельно унылого. После выступления на стороне троянцев самого Зевса, череды военных неудач и чудесного спасения Париса мало кто верил в успех предпринятой Атридами операции. Для того чтобы снова вдохнуть в них боевой дух, понадобится чудо. Одного возвращения Ахилла будет мало. Это на мой посторонний и независимый взгляд.

Атриды приняли басилея Итаки в шатре вождя вождей с поистине царскими почестями. Он был препровожден в приватную часть шатра, усажен на почетное место, напоен вином и осыпан комплиментами.

Одиссей принимал сии почести довольно угрюмо. Его нелюбовь к Атридам ни для кого не была секретом, включая и самих Атридов.

— Мы проигрываем войну, Лаэртид, — сказал Агамемнон, разом покончив с предварительными ласками и перейдя к делу. — И все из-за этого мальчишки. Согласно предсказаниям, он должен был преподнести нам город на блюде, а вместо этого он делает все, чтобы мы легли под троянскими стенами.

— Ты сам вырыл себе яму, Атрид, — сказал Одиссей. — Боги покровительствуют этому юнцу и дают ему все, о чем бы он ни попросил. Почему ты не делаешь так же? Ты решил поставить себя выше Зевса?

— Как смеешь ты так разговаривать с вождем, коему клялся в верности?! — вскипел Менелай.

— Успокойся, брат, — сказал старший Атрид. — Одиссей прав, а я — нет. Мне не следовало отказывать Ахиллу столь прямо. Что ты мне посоветуешь сделать теперь, Лаэртид?

— Все, о чем он попросит, — сказал Одиссей. — Армия деморализована, воинский дух твоих солдат раздавлен. Если что-то и может вернуть былой настрой, так это возвращение Ахилла и громкая победа.

— Ты же понимаешь, Лаэртид, что я не могу дать ему все, — сказал Агамемнон. — Ибо тогда он будет думать, что он сильнее и славнее меня. А потом, став моим родственником…

— Став твоим родственником и наследником, он попытается устранить тебя и сесть на микенский престол, — сказал Одиссей. — Он уничтожит всех, кто стоит между ним и троном.

— Народ его не примет.

— Народ примет кого угодно. Он — герой, а простолюдины любят героев. Кроме того, его поддержит армия. Твоя армия, Атрид.