– Конечно. – Фредерик презрительно хмыкнул: – Как мудро было с вашей стороны скрыть свои грехи за рождением нового ребенка. Наверное, Даннингтон качал Саймона на колене в то время как вы объясняли ему всю вредоносность его поступка, если бы он вздумал обнародовать грязную правду?

Бледные щеки отца окрасил румянец стыда.

– Какое это имеет значение? – спросил он, отказываясь признавать, что использовал одного ребенка, предавая другого. – Мы пришли к соглашению, что Даннингтон пошлет за тобой, как только обоснуется в Лондоне, и я буду присылать ему значительные суммы на твое содержание и образование.

Фредерик слабо покачал головой. Он не мог осуждать своего бедного учителя.

Даннингтона напугала возможность выбора одного ребенка в ущерб другому.

По-видимому, он сделал то, что подсказывала ему совесть.

Повернувшись на каблуках, Фредерик сделал несколько шагов к камину и уставился невидящим взором на пляшущие языки пламени.

– И поставил условие, что вы будете принимать меня в Оук-Мэноре ежегодно и терпеть мое нежеланное общество?

Он услышал мучительный вздох отца, потрясенного этим прямым и неприкрытым обвинением.

– Нет, Фредерик, именно я настоял на том, чтобы ты ежегодно возвращался ко мне на несколько недель в году.

– Почему? Ясно, что в моем присутствии вы чувствовали себя несчастным.

– Я чувствовал себя несчастным, потому что меня угнетал стыд, – признался лорд Грейстон. – Я не мог смотреть на тебя и не понимать, как виноват перед тобой. И с каждым годом бремя моей вины все тяжелее давило на мою совесть. И все же я выяснил…

Против воли Фредерик повернулся и встретил мрачный взгляд отца:

– Выяснили что?

– Я выяснил, что, как бы больно это ни было, мне нужно было видеть тебя рядом. – Худое лицо отца было полно скорби. – Последние несколько лет были просто невыносимыми, я ждал и наделся получить от тебя хоть слово.

Фредерик замер, борясь с нежеланными угрызениями совести. Господи, он ведь ничего не был должен этому человеку. И конечно, не испытывал чувства вины, оттого что избавил их обоих от унижения и боли обязательных ежегодных визитов.

– А теперь, вне всякого сомнения, вы хотите, чтобы я предпочел остаться в Лондоне, а не вернулся в Оук-Мэнор, – насмешливо сказал он.

– Нет. – Отец покачал головой. – Можешь мне не верить, Фредерик, но я испытываю облегчение, от того что тебе открылась правда.

Фредерик издал безрадостный смех:

– Вы правы, отец, я вам не верю. – Он сделал шаг к стройному старику, который за несколько минут, казалось, состарился еще лет на десять. – Нет, если у вас было двадцать восемь лет для того, чтобы проявить благородство и честность, но вы этого не сделали.

Лорд Грейстон опустил голову, и глаза его потемнели, потому что, судя по всему, он принял нелегкое решение.

– Я был слишком труслив, чтобы увидеть и принять последствия своих поступков. Теперь же, когда все это не в моих руках, я готов встретить все, что мне уготовано.

Фредерик недоверчиво поднял бровь:

– Даже если я предпочту потребовать от вас признания законности моего рождения и тем самым разрушу вашу семью?

Без малейшего колебания отец ответил:

– Да.

– А как же Саймон?

– У Саймона нет настоящего интереса к Оук-Мэнору, к своим обязанностям и ответственности барона. Откровенно говоря, он был бы счастлив, если бы ему выделили приличное содержание и он жил бы с сознанием, что может и пальцем не шевелить. – Губы лорда Грейстона брезгливо скривились. – Не могу отрицать, что в твоих руках поместье будет процветать. Ты доказал, что обладаешь сноровкой и умом, необходимыми для того, чтобы земли приносили доход, а арендаторы будут уважать разумного человека больше, чем расфуфыренного щеголя. Не могу сказать, как часто я печалился, сознавая, что мне наследует именно Саймон, а не ты.

Фредерик на мгновение вспомнил странное чувство, когда проезжал через угодья поместья. Был момент, и этого нельзя было отрицать, когда он смотрел на дом и земли с удивительным чувством… будто имел на них право. Будто внезапно осознал, что Оук-Мэнор принадлежит ему.

Фредерик неосознанно тряхнул головой, стараясь отогнать неуместные мысли, и напомнил себе, что, в сущности, ничего не изменилось. По крайней мере, еще не изменилось.

– Вы не так глупы, отец, чтобы считать, что Саймон примет меня в качестве вашего наследника, – резко ответил он.

Лорд Грейстон только пожал плечами:

– У тебя есть средство заставить его принять этот факт.

Это правда, согласился Фредерик. Как только он изучит записи в регистрационных церковных книгах, никто не посмеет усомниться в его праве наследования. И все же он не мог отрицать удивления, охватившего его при виде полного отсутствия страха, когда ложь отца оказалась раскрытой.

– А ваша жена?

– Она… – отец пытался подыскать подходящее слово, – она будет недовольна.

– Я бы сказал, что она будет более чем недовольна. Она вполне может потребовать, чтобы вы вернули ее значительное приданое, раз отказываетесь выполнить условия сделки.

– Возможно, – пробормотал отец, но его тонкие черты остались непроницаемыми, – Но, учитывая то, что Джекоб давно в могиле, едва ли она сможет подать на меня в суд за нарушение клятвы. Если, конечно, какой-нибудь судья выслушает ее и согласится возбудить дело, что весьма сомнительно.

Фредерик смотрел на отца, хмурясь и не веря своим глазам и ушам.

– Похоже, вас не особенно беспокоит мысль о том, что вы причините жене такие неприятности, – с укором сказал он.

Лорд Грейстон испустил тяжкий вздох:

– Знаю, что ты, Фредерик, считаешь меня бессердечным, но всю свою замужнюю жизнь Вильгельмина посвятила тому, чтобы напоминать мне о том, что меня купил ее неотесанный отец, дорого заплатив за покупку. – Долго копившаяся и сдерживаемая горечь прорвалась, и ее нельзя было не заметить на его суровом лице. – Но хуже всего то, что она во всем потворствовала Саймону.

Фредерик пожал плечами:

– Мой жизненный опыт показывает, что родители потворствуют большинству молодых фатов во всем и беспредельно.

– Ба! Она избаловала мальчика. За последние несколько лет я пришел к заключению, что, как только я сойду в могилу, он разрушит все, что я сохранил ценою жертв. – Отец издал резкий смех, похожий на лай: – Какая ирония! Я обменял одного сына на возможность спасти имение и обрек его на уничтожение другим сыном.

Фредерик пока еще был не в том настроении, чтобы оценить иронию ситуации.

– Значит, если я потребую права занять свое законное место, вы не встанете на моем пути? – спросил он.