– Должно быть, он приземлился вот здесь, – леди Хардкасл неопределенно махнула в сторону травы, росшей сбоку от тропинки. – Не так уж много осталось от этой потерянной жизни…

Она была права. С момента трагедии место было вытоптано множеством ног; видно, что здесь что-то произошло, но что именно – понять невозможно. Я не уверена, что ожидала увидеть на земле отпечаток тела, но то, что здесь не было никакой отметки, указывающей на место, где прервалась жизнь человека, почему-то показалось мне неправильным.

– Хорошо еще, что нам не надо, изучая эти следы, представлять себе, что произошло здесь вчера вечером, – заметила я. – Это какой-то кошмар.

– Ты тоже так думаешь? Две пары форменных ботинок могут создать невероятную путаницу, пока их хозяева просто делают свою работу. И тем не менее в этом что-то есть. Я их зарисую, чтобы потом, на досуге, мы смогли обдумать всю сцену.

– А вы никогда не задумывались, что гораздо проще сфотографировать все это? – спросила я.

– Ты знаешь, думала. Но запуталась в рассуждениях философского плана относительно того, какова разница между тем, что я вижу, и тем, что находится передо мной.

– А это что, разные вещи? – удивилась я.

– Совершенно разные. А ты не согласна? Рисунок – это моя интерпретация того, что находится у меня перед глазами, а фотография – не что иное, как химически зафиксированное отражение лучей на этом месте. По причинам, которые я не могу объяснить, я предпочитаю фиксировать именно свою интерпретацию.

– Но, глядя на хорошую фотографию, вы в любой момент можете перейти к собственной интерпретации, – заметила я. – А в своих зарисовках вполне можете упустить какую-то важную деталь.

– Да, об этом я тоже думала. Но сколько бы над всем этим ни размышляла, никак не могу избавиться от того факта, что мне нравится рисовать.

– А я и не пытаюсь вам мешать. Просто предложила более современную альтернативу.

– И я благодарю тебя за твою заботу.

– Вы хотите, чтобы я от вас отстала?

– Я всегда рада твоему присутствию, но понимаю, что это, должно быть, жутко скучно – наблюдать за женщиной, делающей наброски места убийства. Если хочешь побродить вокруг, то я вполне могу какое-то время обойтись без тебя.

– Если мне очень надоест, я осмотрю двор.

– Вот и займись этим. – С этими словами хозяйка стала непонятным мне волшебным образом переносить сцену перед собой на бумагу с использованием только простого карандаша. – Ужасно, когда кто-то умирает, – рассеянно говорила она при этом, – но, должна признаться, смерть Орума расстроила меня как-то по-особенному.

– По мне, так он стоял на первом месте среди главных подозреваемых. Так что его смерть, случившаяся так не вовремя, возвращает нас на исходные позиции.

– Ты тоже так думаешь? А с другой стороны, мы сталкивались с этим во всех прошлых расследованиях серийных убийств.

– И что же, нам остается только сидеть и ждать у моря погоды? И тот, кто в конце концов останется в живых, и будет нашим убийцей?

– Вот именно. Как ни печально звучит, но это значительно легче, чем пытаться найти его.

– И на кого же вы теперь думаете? – поинтересовалась я.

– Ну, например, у нас есть Нолан Читэм, – ответила миледи.

– Это было бы слишком скучно. Теперь, когда Орум умер, а Зельда одна осталась в живых из всей труппы, Читэм является единственным, кто настолько хорошо знаком со сценарием фильмы, что может совершенно точно повторить все методы убийства, показанные в ней.

– Согласна. Это было бы слишком тривиально, правда? Не говоря уже о том, что довольно глупо, если думать на перспективу. Конечно, шумиха вокруг всех этих смертей может послужить успеху его фильмы, но повторить этот успех позже будет невозможно, потому что он уже убил всех своих звезд.

– Но ведь вы сами однажды сказали мне, что не стоит недооценивать способность убийцы к глупым поступкам, – заметила я.

– Правда? Какая же я все-таки умница… Браво, Эмили. Хотя глупые они или нет, но мне кажется, что эти убийства выглядят слишком безрассудными.

– Согласна. Тогда – Зельда?

– Не вижу причин, по которым она не могла бы убить всех троих, – согласилась миледи. – Хотя с каждым разом ей бы было все труднее прятать следы. Читэм уже догадался бы.

– Да, и у нее еще меньше причин убивать своих друзей ради какой-то призрачной, но печальной известности.

– Правильно. Известность… Известность… А как насчет этой Коудл? Всем известно, насколько трудно бывает женщине выбиться в люди. А тут, смотри-ка, статья на первой странице «Бристольских известий»…

– Вы что, думаете, что она убила трех человек только для того, чтобы напечататься на первой странице?

– Мне эта женщина очень не нравится, – ответила миледи. – Поэтому я легко поверю, что она вполне могла убить ради чашки чая.

– А ведь мы еще не вспоминали про Хьюзов, – рассмеялась я.

– Ах да, эти праведные Хьюзы… Но ведь мы ничего о них не знаем.

– Не знаем, – согласилась я. – Но какую выгоду они могли бы получить от этих трех убийств?

– Ну, например, это подтвердило бы их заявления о том, что фильма Читэма развращает зрителей. Ты же читала в газете, что там написано, – тут миледи открыла свой блокнот: «Человек превратился в безжалостного убийцу, посмотрев этот отвратительный образчик так называемого зрелища, – зачитала она. – Добропорядочный гражданин отвернулся от Света и встал на путь греха, обрекающего его на вечные муки, посмотрев на эти мелькающие тени, порожденные самим Сатаной…» Впечатляет, но лишь потому, что речь идет об убийствах.

– То есть вы хотите сказать: «Чего ждать окончательного падения нравов, когда можно пойти и убить»?

– Ну, мы сталкивались с еще менее рациональными мотивами убийств.

– Это верно, – согласилась я. – А вы знаете, я ошиблась, когда сказала о том, что вся труппа была убита.

– Правда?

– Конечно. Что с этим парнем, который играл Джорджа?

– Джорджа? – повторила миледи, вспоминая. – А, это тот парень, который был влюблен в юную красавицу? Тот, который сошел с ума и бросился… – Она окинула взглядом слякотный двор.

– Ну да, тот самый. Почему он не принимает участия в этом туре? А может быть, он взбешен, что его не пригласили, и из мести убивает коллег одного за другим?

– Но тогда почему Орум? – не сдавалась миледи.

– Какие-нибудь старые дела, – уверенно заявила я. – Возможно, в прошлом они крепко поссорились.

Леди Хардкасл оторвалась от своего наброска и улыбнулась.

– Что ж, я всегда говорю, что ничего исключать нельзя до тех пор, пока у нас не появятся факты. А в настоящий момент твое предположение так же хорошо, как и любое другое.