– Вон там они держали оборону, – указал афганец на избу с выбитыми окнами.

Забор напротив окон был выметен взрывом, уцелевшие доски с краев покрошены пулями. Приглядевшись, я увидел, что на крыльцо вылезает нижняя половинка сорванной с петель, упавшей внутрь двери.

Возникла мысль зайти и поискать оружие посерьезнее моего ПМ… И тут же пропала. Даже если зимогоры принимали нас за социально близких, соваться в устроенную ими бойню было небезопасно. Вдруг в избе сидит агрессивно настроенный упырь, не отошедший от мясни и жаждущий крови?

Поев, мы переместились в кабину спецназовского грузовика.

– Давай, нажимай свою кнопку, – сказал я.

– У них тумблер, – спокойно ответил Слава. – Видишь, слева под рулем?

С ленцой вытянув руку, он поднял вверх тумблер зажигания, удобно расположенный рядом с рулевой колонкой. Закрутился стартер. Когда движок схватился, отпустил.

– Ну, поехали, – корефан двинул длинный рычаг переключения передачи.

«Урал» двинулся по узкой улице Левой стороны. Нам оставалось только развернуться и полным ходом помчаться к заждавшемуся нас Вадику, когда в голову мне пришла блестящая идея.

– Поехали в музей!

– Ты че, Ильюха, с дуба рухнул? – удивился корефан.

– Слава, – рассудительно и проникновенно сказал я. – Там, в музее, уникальная нумизматическая коллекция лежит. Глупо бросать такое сокровище на произвол судьбы. Золотые Врата – это хорошо, спору нет, но если придется убегать, их по-любому надо будет бросить. А монеты можно унести с собой. Тогда хоть как-то наваримся на экспедиции. Кроме того, монетами не надо делиться с Гольдбергом. Об этом договора не было.

– Понял, – Слава закрутил баранку в другую сторону.

Клоака левобережных кварталов показалась пасторальным раем в сравнении с благополучными прежде районами ментовской части Усть-Марьи.

Чем дальше мы ехали по поселку, тем сильнее меня охватывал мандраж. Идея посетить музей уже не казалась мне такой разумной. Однако при воспоминании о монетах на витринах нумизматического зала страхи тут же развеивались. Жадность и в самом деле была сильнее смерти.

За окошком «Урала» проплывали виды разоренной Усть-Марьи. Буквально за сутки шаманской власти Проскурин навел в своей вотчине новые порядки. Поселок из милицейского красного стал беспредельно черным, и не только в смысле воровской масти. Поднятые с гулаговского кладбища зимогоры истребили ненавистных ментов, начиная с сотрудников колонии и заканчивая собровцами, так некстати выдвинувшимися на захват мятежного хозяина с его золотом. Только вот на Правой стороне цириками не ограничились, порвали и членов семей, нутром чуя социального врага. Если на Левой стороне мы обнаружили двух убитых, то здесь даже из едущей машины были видны валяющиеся на тротуаре окровавленные тела, жуткие в своей неестественности обломки мебели, черные провалы выгоревших окон. На дальнем краю, у реки, что-то отчаянно и мощно горело. Очаги пожаров поменьше обсадили Правую сторону гибельной сыпью. Я не думал, что за день так много можно сделать. Теперь это стала земля мертвых. Почти все дома носили следы штурма. Хотя, скорее всего, не одни зимогоры постарались, наверняка в погроме активно участвовал лагерный контингент, мстивший легавым за свое прошлое. Только люди куда-то делись. Может быть, спали в алкогольном коматозе после пира во время чумы, а может быть, свалили из Усть-Марьи еще вчера. Зимогоры встречались повсюду, но враждебности не проявляли, должно быть, наши рожи способствовали. И все равно мои нервы были на взводе, и нумизматическая коллекция не казалась достойным оправданием глупого риска.

Зашипев тормозами, «Урал» остановился возле Дома офицеров.

– Прибыли. – Слава спрыгнул с подножки, повертел головой.

Я последовал его примеру. Аура поселка была страшной. В машине это не так сильно чувствовалось, но сейчас я ощутил себя в царстве мертвых. Гнетущая, мрачная тишина. Выбитые стекла. Зимогоров и трупов возле Дома офицеров почему-то не было, но все равно атмосфера была сырой и холодной, как в стылом погребе.

– Давай в музей, – я поежился. – Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим.

Мы вошли в Дом офицеров, ступая по выбитой с косяком двери. Кажется, ее изнутри запирали на засов, но не помогло. Держа оружие наготове, мы прошли по гулкому коридору. Расслабляться не стоило, внутри здания можно было встретить кого угодно – кладбищенских зэков в исподнем или потерявшего рассудок цирика с дробовиком, стреляющего во все, что движется.

Двустворчатые двери музея были распахнуты настежь.

– Похоже, зря ехали, – Слава осторожно оглядел первый зал и только тогда переступил через порог.

Музей после визита своего преобразившегося директора претерпел плачевные изменения. Экспозиция, посвященная быту аборигенов, оказалась обобранной. Парка, которую я видел на Лепяго, была явно сорвана с чучела. Оттуда же ушли штаны и унты. Кукла эвенка валялась распотрошенной, во всей своей неприглядной красе. Она были сшита из матрасовки, сквозь швы и разрывы торчала солома. Некогда с любовью расставленная утварь была разбросана, словно ее грубо столкнули с дороги, а потом в гневе распинывали ногами по всему залу.

Пока я осматривался, Слава прошел через анфиладу комнат до нумизматического зала. Заметив, как разочарованно опустились плечи друга, я поспешил к нему.

У меня захолонуло сердце.

Интересно, на что я надеялся, как наивный юноша, когда решил ехать в музей? Можно было даже не гадать, залежится или нет знаменитая на всю округу денежная коллекция, когда наступит смута. Я вошел в нумизматический зал, оглядел разбитые витрины. Грабители забрали все: золото, серебро, медь и банкноты. Наверное, решили толкнуть коллекцию в сборе. Целой оставалась только витрина в углу, на которой экспонировался мамонтовый свитер. Я остановился напротив нее. Уникальная одежда, сделанная ради забавы начальника геологической партии, ворам оказалась не нужна.

Зато пригодится черному археологу!

Резкий удар пистолетной рукоятью расколошматил стекло. Я бережно достал с витрины свитер, отряхнул осколки.

– Зачем он тебе? – с недоумением спросил Слава.

– Носить буду, холодно ночью в тайге, – я скинул куртку и облачился в мамонтовый свитер. Он доставал мне до середины бедра и был тяжелый, как кольчуга. Куртка, надетая поверх, будто заковала меня в латы. – А что? Полезная вещь! Хоть не зря съездили.

– Ништяк, прибарахлился, – сказал Слава. – Теперь давай-ка валить отсюда, пока нас зимогоры не выщемили.

– Правильно, Вадик нас заждался.

Мы просквозили через разгромленный музей. Напоследок окинув его взглядом, я заметил, что, помимо эвенкской одежды, пропала пальма и боевой лук со стрелами. Вероятно, кому-то из мародеров понравились. Впрочем, какое мне дело до причуд устьмарьских крадунов!