– А замуж хочешь? – поинтересовался я. – Нет, всерьез спрашиваю?

– Э, гаджо, давай не будем. Пойдем искупаемся, – предложила Папуша и, вскочив, побежала к ручью.

Ручей был мелким, его глубины хватило только до пояса цыганки. В свете восходящего солнца обнаженная фигура была чудесной, просто сказочной, а русые волнистые волосы, спускающиеся почти до самых бедер, делали девушку похожей на наяду или русалку!

Внезапно девушка вскрикнула, захлопала руками и упала. Я поначалу не понял, что случилось, – показалось, что она просто оступилась, может быть, повредила ногу. Но потом я увидел, что из воды торчит чья-то голова, похожая на башку огромной лягушки, а цыганка пытается сопротивляться. Я не часто куда-то хожу без оружия, но здесь был именно тот момент. Не было даже камня, какой-нибудь палки. Единственное, что я смог сделать, – подбежать и, резко оттолкнувшись, подпрыгнуть, а потом ударить обеими ногами по голове монстра.

Под моими ногами что-то чавкнуло, завыло, но монстр выпустил девушку, а я, ухватив Папушу за руку, вытащил ее на берег, взвалил на спину и бегом побежал к костру.

Уложив цыганку, вытащил меч из ножен и метнулся обратно, даже не соизволив надеть штаны. Не знаю, что за чудовище оказалось в ручье, но оставлять за спиной живого монстра нельзя.

Мы столкнулись с чудовищной жабой, когда я спускался к ручью, а она медленно выкарабкивалась наверх. Я не знал, что станет делать земноводное – плеваться ядом, кусаться ядовитыми зубами или просто сжимать на мне челюсти, а проверять не хотелось. Так же как жаба, я был защищен лишь собственной кожей, но у меня было одно очень весомое преимущество – стальной клинок. Я не пошел в лобовую атаку, а отошел в сторону.

Ни разу в жизни не доводилось рубить головы. Даже не каждый палач способен смахнуть голову с плеч, хотя шея у жертвы не прикрыта доспехами, а сама она спокойно лежит на плахе. Те хвастуны, что таскали с собой отрубленные головы врагов, рубили их потом, после боя, когда можно наступить ногой на тело и не бояться, что меч застрянет в шейных позвонках.

Никогда не издевался над телами убитых, а в бою предпочитал наносить колющие или рубящие удары в лицо или в корпус.

Даже лишившись головы, монстр какое-то время полз, пытаясь добраться до меня. Не удержавшись и стараясь не подходить близко, отрубил ему передние лапы. Подумав, отрубил и задние. Убедившись, что с чудовищем покончено, пошел к биваку. Первым делом я натянул штаны – в них было как-то надежнее и спокойнее, а уж потом обернулся к цыганке.

– Как ты? – спросил я у Папуши.

– Испугалась, – ответила девушка, пытаясь улыбнуться. – А так вроде бы ничего. Ногу жжет.

Осмотрел Папушу – действительно, вроде бы ничего, только на ноге какой-то след, как от ожога. Да и у меня пятки припекает…

– Воды принеси, – попросила цыганка. – Будем эту гадость смывать.

– Сейчас, – кивнул я.

Спускаться снова к ручью не хотелось, да что там, откровенно-то говоря, было страшновато. А если там сидит подруга того монстра? Но делать нечего. Обувшись, не поленившись натянуть поддоспешник с кирасой, я пошел за водой. Для начала, вооружившись палкой, откинул в сторону от тропы остатки монстра – и голову, и туловище, и лапы. Может, стоило взять уродливую башку, отдать ее чучельнику, а потом нацепить на стену в парадной зале? Гости, особенно если в подпитии, могут и за дракона принять. Но, право слово, тащить домой голову жабы-переростка, а потом любоваться на ее жуткую морду мне не хотелось.

Прежде чем совать в воду ведро, потыкал ручей мечом. Вроде все в порядке. И только тогда я зачерпнул воды. Осмелев, снял сапоги и попытался смыть с ног жжение. Кажется, стало гораздо лучше. Обувшись, почувствовал себя нормальным человеком и пошел обратно.

Чтобы Папуше стало легче, пришлось идти на ручей еще пару раз. И опять я перестраховывался, проверяя воду. Наконец-таки девушка вздохнула с облегчением и начала одеваться.

– Дура я набитая, – сказала цыганка.

– И я хорош, – самокритично сообщил я, снимая кирасу и стаскивая сапоги. Больше никуда не пойду, а буду спать!

– В общем-то оба хороши, – заключила цыганка. – Нашли место, где плоть тешить.

Это уж точно. Тешить плоть в Шварцвальде – это все равно что танцевать перед дюжиной вражеских лучников. Или хуже. Лучники, может, стрелять не станут, примут за сумасшедшего, а лес ошибок не прощает. Про себя я подумал, что будь жаба не с собаку, а с теленка, то мне бы с ней не справиться, но вслух об этом говорить не стал, чтобы не накликать беды.

Нам обоим стало смешно. Отсмеявшись, мы принялись целоваться, а когда остановились, то обнаружили, что снова лежим голенькими на куче скомканной одежды…

– У меня даже в юности такой прыти не было, – признался я, не узнавая свой голос – хриплый, словно с большого перепоя.

– Это лес давит, – усмехнулась Папуша. – Травы пахнут, ты ароматы вдыхаешь, начинаешь меня хотеть, а со мной силы теряешь. Хочешь, травы заварю? Попьешь, долго не всхочется.

– Не надо, – испугался я. – Заваришь чего-нибудь этакого, а мне мучайся. Надо просто нам осмотрительнее быть, вот и все.

– Осмотрительнее? – хмыкнула цыганка.

Застегнув все крючки, запахнув юбку, присела на корточки. Лицо вдруг стало строже. Неожиданно цыганка ударила кулаком о землю и длинно выругалась.

– Ты чего? – испугался я.

– Только сейчас поняла – не я сама тебя захотела, а вроде как заставило что… Ну, дура я, а не лекарка. Как же не разглядела – вокруг страстоцвет растет. Не думала, что он вымахать может.

Уткнувшись лбом в землю, Папуша глухо и прерывисто зарыдала, словно залаяла. От этих рыданий мне стало не по себе. Опустившись на колени рядом с девушкой, осторожно погладил ее по спине, но цыганка со злобой откинула мою руку и что-то снова пробормотала.

– Хватит! – прикрикнул я. – Ревешь, как старая баба!

Папуша не унималась. Тогда пришлось решиться на радикальное средство – вылить на голову девушки остатки воды. Подействовало! Цыганка перестала рыдать и начала приводить себя в порядок.

– Как же это так? – недоумевала девушка. Посмотрев на меня, спросила: – Вот скажи, гаджо, ты же меня хотел?

– Хотел, – честно признался я и добавил: – Очень тебя хотел.

– А почему первый не пришел?

– Испугался, что ты откажешь, – признался я. – Зачем тебе старый козел?

– У мужчин возраста не бывает, – махнула рукой цыганка. – Это мы, женщины, сегодня юны, а завтра старухи. Но тебя бы я и на самом деле не захотела. Но почему же ты смог удержаться, а я нет?

– Как это – смог удержаться? – не понял я.

– Так ведь не ты же ко мне пришел, а я. Значит…

– Какая разница, кто к кому пришел? – перебил я девушку. – Может, у тебя мужчины давно не было, вот и все.