Шрифт:
Интервал:
Закладка:
― Большая ошибка, сладкий, ― говорит она Миллеру, ― думать, что женщина будет не вооружена.
Миллер становится все бледнее по мере их приближения к клинике. Его глаза закрыты, кожа стала восковой. Его «Чириос» бледнеют. Кирстен сидит вместе с ним на заднем сидении, «Ругер» направлен ему в живот со снятым предохранителем.
«Сегодня он умрет. Я убила человека. Я больше никогда не смогу есть хлопья».
Сет едет так быстро, насколько может машина.
― Мы не сможем войти внутрь.
Кирстен смотрит из окна, будто ожидая ответа с неба. С неожиданным рычанием Миллер бросается на Сета, перекидывает свои связанные руки через голову Сета, душа его кабельными стяжками. Стяжки перекрывают весь кислород. Тело Миллера напряжено, а его вены выступили на коже из-за усилий по удушению. У него ходят желваки, зубы сжаты вместе, на губах выступила розовая пена. Сет с пурпурным лицом отрывает руки от руля и сразу же теряет контроль над машиной. Кирстен кричит и хватается за пистолет, стреляет в направлении Миллера один раз, два, три раза. Звуки выстрелов и рикошета ослепляют. Она попала в него?
Она не видит сквозь пороховые взрывы. Машина слетает с дороги. Сету удается снять петлю с шеи, чтобы сделать вдох, а затем попытаться вернуть машину на дорогу, но уже слишком поздно. Машина бешено вращается, они ударяются обо что-то, и машина взлетает в воздух. В полете она ощущает, как ее щеки приподнимаются, а рука искрится. Ощущение невесомости ужасает, а затем следует оглушительный мощный удар, в ее голове происходит короткое замыкание, и все становится черным.
Близнецы приходят в сознание одновременно. Передняя часть машина дымится: багажник распахнулся. Миллер лежит мертвым на дороге перед ними, его голая кожа испещрена порезами от разбившегося ветрового стекла. Разбитый инсулиновый набор лежит рядом с ним. Кирстен и Сет не разговаривают. Они тянутся друг к другу, касаются руками. Кирстен слышит свое дыхание.
Она начинает проверять свое тело на предмет ранений: шевелит пальцами ног, покачивает ногами, прощупывает ребра. Кроме боли в ее уже сломанной руке, она чувствует себя хорошо; или настолько хорошо, насколько можно чувствовать себя в онемении. Сет держится за шею. Он несколько раз ее прощупывает, а затем пинает дверь. У него уходит три пинка, чтобы ее распахнуть. Он выходит из машины и открывает дверь Кирстен, помогая ей выбраться.
Они обмениваются взволнованными фразами, нахмурившись, прикасаются к ссадинам друг друга. Удовлетворенные тем, что ранены не сильно, они подходят, чтобы проверить Миллера, чтобы убедиться, что он мертв. Он представляет собой красный спектр: его череп расплющен, и они видят на нем пять пулевых отверстий. Кожа покрыта кровью. Жизнь его покинула. Его «Чириос» исчезли.
Кирстен подбирает сумку с инсулином. Несмотря на то, что она атеистка, крестится и произносит быструю молитву «Сети» и любому Богу, который ее послушает. Она подходит к багажнику и тяжело выдыхает, когда видит содержимое. Делает жест Сету, чтобы он подошел. Он не кажется удивленным. Он наклоняется ближе, чтобы лучше рассмотреть лицо трупа, которому уже не меньше суток. Избитое лицо и тело, одетое в гавайскую рубашку и чинос. Некоторые ногти отсутствуют.
Настоящий Эд Миллер.
Когда Кирстен проверяет инсулиновый набор, она обнаруживает, что единственная оставшаяся ампула разбилась. Сумка пропиталась драгоценной жидкостью. Для Кеке не осталось больше инсулина. Нет лекарства, чтобы предотвратить у нее гипогликемический шок, предотвратить впадение в кому и смерть.
Как странно, рассеянно думает Кирстен, как сахар и смерть могут быть так тесно взаимосвязаны. Она сильно прикусывает язык, чтобы подавить рыдания.
Машина больше не едет. Они пытаются поймать попутку, но никто не останавливается, увидев их внешний вид, так что парочка сдается и садится на обочине, лицом к дороге, дрожащие колени смотрят в небо. Сет приобнимает Кирстен.
― Джеймс, ― говорит она.
― Что?
― Джеймс может забрать нас. У него есть машина.
По какой-то причине эта мысль наполняет Сета ужасом.
― У Джеймса может быть инсулин.
Кирстен посылает Джеймсу их координаты в режиме отслеживания.
― Пошли. Это не так далеко отсюда. Пять или шесть километров?
Кирстен проверяет телефон Кеке. Ее таймер в сахарном приложении говорит, что осталось тридцать четыре минуты.
― Кеке столько не протянет.
― Ты можешь бежать? С твоей рукой?
Даже, если они побегут, они не успеют добраться до клиники вовремя. Если они доберутся до клиники вовремя, они не смогут войти.
― Могу попробовать.
― Умница.
Они поднимаются и начинают бежать трусцой. Сет пытается поймать машину, пока они бегут. У Кирстен кружится голова, она ощущает каждый шаг, отдающимся глубоко в ее сломанной кости. Острая боль набирает и набирает силу, пока голубое свечение не затуманивает ее зрение, и ей приходится остановиться и проблеваться у придорожного плюща. Она вытирает рот и принимается бежать снова, почти падает. Пытается снова.
― Хватит, ― Сет ловит ее. ― Прекрати.
Она пытается вырваться, пытается продолжить бег, но он снова ее ловит, как раз вовремя, и она теряет сознание в его руках.
***
Когда Кирстен приходит в сознание, у нее уходит секунда на то, чтобы вспомнить, где она.
― Кеке? ― спрашивает она, но Сет качает головой.
В сахарном приложении осталась двадцать одна минута. Когда остается двадцать минут, цифры начинают светиться красным.
― Ты сделала все, что могла, ― говорит он.
Она встает, дрожа всем телом.
― Нет.
Как будто из параллельной реальности на дороге появляется белый фургон, едущий в их направлении. Сет начинает кричать, размахивать руками, как выживший на острове, пытающийся подать сигнал спасательному вертолету. Кирстен хлопает ресницами, пытаясь понять, реален ли он, или же это мираж, вызванный отчаяньем. Машина едет прямо к ним и останавливается на обочине. Водитель выходит из машины, и колени Кирстен почти снова подкашиваются.
― Кирстен! ― кричит Джеймс, подбегая к ней.
― Джеймс, ― произносит она, ― Джеймс.
― Где ты была? Я искал повсюду!
Он кажется сердитым, но становится нежным, когда замечает бритую голову Кирстен и импровизированную повязку. Он аккуратно приобнимает ее за правый бок, целует в лоб, в щеки, в бритую голову.
― Что они с тобой сделали? ― спрашивает он. ― Что они сделали?
«Кто? ― думает