Женщины…

Вот кому дуэли не страшны. Кодекс четко оговаривает, что за честь женщины должен вступиться мужчина. И никак иначе.

— Нельзя применять в качестве холодного оружия всё, что вздумается, — ответил вместо меня Виталик. — На дуэлях разрешены фламберги, сабли, шпаги и рапиры. В редких исключениях — парные ножи.

— Ты забыл про кинжалы и даги, — добавил я. — Классика жанра — дага в паре с рапирой.

— Или легкой шпагой, — подхватил Сыроежкин.

— Коими пользоваться не умею, — резюмирую я, убирая пистолеты в рюкзак. — И не горю желанием обучаться фехтованию с нуля.

— Разве этому не учат в родах Империума? — удивилась Арина.

— Учат. Но мой уровень владения шпагой явно будет уступать уровню Виктора.

У Сергея Друцкого, разумеется, был учитель фехтования. Не француз, как вы наверняка подумали. Голландец. Учил нас драться на рапирах, саблях и катанах. Показывал основы ножевого боя. Проблема в том, что Сергей не проявлял видимой заинтересованности к науке владения клинком. То ли полагал, что в жизни это не пригодится, то ли еще что. И эти пробелы в образовании сейчас заставляют меня кусать локти.

Стреляться меня тоже учили. Минус в том, что в данном случае эти навыки практически не пригодятся. А вот мои умения из той жизни — вполне.

Поведаю в качестве лирического отступления о разрешенных на поле чести стрелковых техниках. Что б вы понимали, их можно по пальцам пересчитать. Прежде всего, это «пробивание». Речь идет о проникающей способности пули. Поскольку мы с Виктором адепты воздуха, мой оппонент будет защищаться «уплотнением». Это такой хитрый щит, который сгущает воздушную прослойку, уплотняет ее до состояния, позволяющего противостоять физическому урону. Продвинутое владение щитом серьезно усложнит задачу противника, оперирующего стихиями воды и земли. Ну, и родного воздуха, само собой.

Пункт второй — «усиление». Универсальная способность, которую может освоить любой стихийник. Суть вам известна — энергетическая накачка пули. Владеете огнем — добавится урон от огня. Владеете водой — от воды. Взвесь трансформируется в нужную стихию и укрепляет вашу атаку. Чем выше ранг адепта, тем хуже придется противнику. Главное, чтобы оружие и снаряд имели соответствующую артефакторную конфигурацию. С обычными зарядами такое не прокатывает. Тут всё понятно: я собираюсь нагнетать в пули эфир вместо взвеси. Серия экспериментов уже проведена, итоги меня приятно удивили.

«Сверхзвук». Название говорит само за себя. Я разгоняю снаряд, увеличивая кинетический ущерб от атаки. Чем выше навык, тем быстрее летит пуля. При этом телепортация запрещена. Оно и понятно. Если телепортировать пулю сразу в сердце второго участника дуэли, смысл мероприятия теряется. К счастью, подобными фокусами владеют единицы Архимагов, остальные запретом не заморачиваются.

Собственно, всё.

Нельзя смещать центр тяжести, использовать отравляющие вещества, руны и артефакторные вставки. Иными словами, мой «Танатос-П» для дуэлей не годится.

— А что у нас с результатом? — поинтересовалась Арина.

Мы вышли на тихую аллею, окруженную безлистными скелетами деревьев.

— По количеству выстрелов, — уверенно заявил я. — Их два. Каждый из нас должен выпустить по пуле из обоих пистолетов.

— С барьерами? — уточнил Сыроежкин.

— В топку барьеры. Расходимся на тридцать шагов и действуем по своему усмотрению. С «ускорениями» и «незримыми ударами».

— Прелесть, — хмыкнула Арина. — А что под запретом?

— То, что бьет по площади, — ответил Сыроежкин. — «Стужа» и «смерч».

Мы поднимаемся по ступенькам, пересекаем небольшую аллею и выходим к станции метро.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — тихо произнесла Арина. — И где гарантии, что Виктор не подтянет корректировщиков?

— Подтянет, — ухмыляюсь я. — Будет весело.

Первое, что бросается в глаза, когда приближаешься к станции Фучу — две громадные параболические антенны ржаво-красного цвета. Антенны ориентированы на север и, как я слышал, могут отправлять сигналы в Сёндай. Подобных объектов на архипелаге штук семь, они образуют цепочку от Хоккайдо до Окинавы. Что же касается Сёгуната в целом, то в империи восходящего солнца сотни таких станций, многие заброшены еще в середине прошлого века.

В этой реальности, как и в моей, не было Второй мировой войны. Причина простая — отсутствие СССР и Рейха. Экономические и стратегические устремления Империума не предполагали конфликта с японцами. Европейские же государства были слишком слабыми, чтобы их геополитические интересы учитывались. Так что база никогда не принадлежала американцам или еще кому-нибудь извне. Консервация произошла из-за технологической эволюции.

Я поднимался на холм, где расположились антенны. Оттуда открывается вид на Токийский залив, деловые кварталы и набережную. Центр приема зарос вьюнком — его можно было узнать лишь по угловатым очертаниям стен, нетипичным для природы. Дверь оказалась выломанной. Внутри — остатки высокочастотного оборудования, осыпавшаяся штукатурка, предупреждающие об опасности и высоком напряжении надписи. Обвисшие плети проводов, мертвые датчики, ржавеющие рычаги и тумблеры. Электрощитовые, металлические таблички с иероглифами, закрепленные на стенах отвертки и плоскогубцы. Валяющаяся на полу манга, истрепанная и пожелтевшая.

Упадок.

Сами тарелки кажутся неохватными, созданными руками великанов. Мифических атлантов с затопленного тысячелетия назад континента. Я представляю, как эти штуковины прислушиваются к звездам, улавливая сигналы неведомых космических цивилизаций…

Для поединка я выбрал пространство у подножия холмов. Относительно ровный участок, застроенный складами, офисными и жилыми помещениями. Тут же находился вычислительный центр. По периметру тянулись трубопроводные коммуникации, чуть поодаль высилась водонапорная башня.

В декабре окрестности станции представляли собой унылое зрелище. Листья вьюнка опали и частично пожелтели, обнажив неприглядную действительность. Трава пожухла.

Мы с Сыроежкиным прибыли на место за час до начала дуэли. Не потому, что хотели осмотреться. Я успел побывать здесь дважды. Плюс путешествия с сенсеем в режиме «подхвата». Так что в моей памяти отложились все кусты, пригорки, здания и опоры ЛЭП. Просто не хочется, чтобы подручные оппонента нагородили тут всяких артефактов. Учитель за нами присматривает, но всё же.

Травяное море волновалось.

Порывы ветра шелестели в поросли, оплетавшей стены складов и некогда обитаемых домов. Стоя на узкой тропинке, я видел, как через заклиненные откатные ворота некогда охраняемой территории въезжает черный джип Виктора Друцкого. Машина, как я полагаю арендованная, но высоким классом веет за километр. Сам я прибыл на метро, а остаток пути проделал пешком. Несолидно, но безопасно. Камерами-то я умею манипулировать.