– Она, но не она? – Миа хохотнула в ладонь. – То есть?

– Ты говорила, что не будешь смеяться, – Нери укоризненно сложил руки на груди. Тяжёлая кожа одеяния сковывала движения. – Я решил рассказать это тебе. Это точно связано с тем, что происходит с нами сейчас. В две головы думать легче, не находишь?

– Только не с тобой, Нери 42, – Миа покачала головой, – ты упрям, как баран. Даже когда твоя жиденькая гипотеза может рухнуть от дуновения ветра, ты всё равно утверждаешь, что она непоколебима.

– Я никогда не отстаиваю свою позицию, если не уверен в том, что я прав, – возразил Нери.

– Ну, так что там с твоей сестрой?

– Моя сестра-двойняшка – с поломкой. Она не может нормально воспринимать мир, – признался Нери. Он ловил взглядом промежутки неба, сочащиеся сквозь кружево переплетённых ветвей, опасаясь ненароком встретиться глазами с собеседницей. Каждый раз, рассказывая кому-либо о сестре, он чувствовал неоправданное смущение. – Она живёт внутри себя и абсолютно беспомощна. В портале я видел её полноценной и адекватной. Такой, какой она могла бы быть, если бы не дефектный ген.

– Почему ты говоришь мне об этом именно сейчас? – сложив руки на груди, Миа размеряла пространство широкими шагами.

Нери замялся, кусая губы. Темнота скрыла его побледневшее лицо.

– Потому что мою сестру зовут Венена, – сказал Нери, наконец. – Венена 8.

Миа вздрогнула в темноте.

– Венена Окто, – прошептала она, обнимая себя за плечи. – Латынь. Мёртвый язык.

– Но как? – подхватил её мысль Нери. – Этот вопрос ещё долго не даст мне покоя.

– Рано пока делать выводы, – заметила Миа, остановившись на круглой поляне. – Бывают же тёзки с похожим номерным коэффициентом.

– Понимаешь, когда Анацеа произнесла это имя, я точно понял, что речь идёт о ней, – Нери задумчиво смотрел на золотую звёздную сыпь. – О той, кого я видел. Это нельзя объяснить. Иррациональное чувство… близнеца!

– Это – аргумент, – насмешливо фыркнула Миа, растирая окоченевшие ладони.

Деревья шумели вокруг, подчиняясь играм холодного ветра. Над головой разверзлись звёздные глубины. Казалось, что здешняя луна могла осветить весь мир.

– Здесь намного больше звёзд, чем в Иммортеле, – Миа задрала голову в небо вслед за Нери. – Должно быть, мы очень далеко от цивилизации.

– В месте, которого даже нет на карте, – Нери сощурился, мысленно расчерчивая пятнистый холст линиями созвездий. – Ну, по крайней мере, точно на Земле. Жаль, что я не силён в астрономии.

Ветер коснулся висков щемящей прохладой. Земляной запах умирающей осени напомнил задворках Иммортеля – тайных местах, о существовании которых знали, разве что, влюблённые. Как же далека теперь была жизнь, оставшаяся в сутках позади!

– Нери! – вскрикнула Миа внезапно.

– Ты что? – он изумлённо наморщил лоб.

Миа неуверенно вытянула руку вверх. Кончик её пальца дрожал. Широкий рукав пальто, собравшись в пышные складки, сполз к самому плечу. Учащённое дыхание заглушило перешёптывание голых ветвей.

– Ты видишь? – прокричала она испуганно. Это подхватило звонкий голос, растащив высокие ноты по закоулкам старого сада.

– Что вижу? – не понял Нери.

– Фаты нет! – глаза Мии настороженно расширились. – Нет!

Нери поднял глаза к звёздным пучинам. Сердце, выдав гулкий удар, упало ниже диафрагмы. Он впервые видел вживую настоящее допереломное небо: такое, каким оно было несколько веков назад.

– Не может быть. Это место ведь пережило Перелом, – растерянно пробормотал он. – Это единственное, в чём я был уверен.

– Возможно, мы совсем не там, где думаем, Нери, – прошептала Миа. Плечи её вздрогнули в темноте. – Возможно, ты зря не учёл моё мнение о преодолении пространственного континуума…

Сердце застучало, как гонг. Холод Межсезонья пробрал до самого нутра, превратив кровь в дроблёное ледяное стекло. Неожиданная догадка сразила явственностью и чёткостью. Нери захлебнулся свежим воздухом. Эмоции, что отравили его рассудок, походили на чувства пленника глухого лабиринта, который долго и упорно искал выход, но в итоге пришёл в тупик.

– Возможно, мы никогда не вернёмся, – подхватил он мысль спутницы.

– Если существует путь сюда, – Миа положила руку ему на грудь, словно пытаясь унять его сердцебиение, – значит, должна быть и дорога обратно.

Больше всего на свете Нери хотелось ей верить!

Шум дождя нарастает. Гулкие залпы капель слышны даже в комнате. Вода чертит на стекле блестящие дорожки, превращая бегущие ночные огни в дрожащие пятна.

Она не плачет, но ей по-прежнему кажется, что глаза сочатся морской водой.

– Надеюсь, ты понимаешь, почему наша связь – утопия? – знакомый силуэт наклоняется, опираясь о стену. Молния разрывает небо за окном на две половины, озаряя комнату электрической вспышкой. Она снова видит его лицо: насмешливое и добродушное. Но уже через мгновение темнота возвращается, и знакомые черты теряются в непроглядной синеве.

Гром сотрясает стекло, вторя его голосу: басистые ноты раската слышны даже при закрытой форточке. Карниз, дребезжа, содрогается от частых колючих ударов. Она убеждена, что во всём произошедшем накануне виновата эта промозглая, непрекращающаяся гроза. Должно быть, случайная молния породила тот разряд, что пророс сквозь их сердца и тела свежим побегом ядовитого плюща.

– Ты понимаешь? – переспрашивает он. Чёрный силуэт складывает руки на груди. Отблески городских огней выдают строгие очертания его профиля.

Конечно, конечно она понимает. Теперь она знает о человеческих отношениях намного больше, чем раньше. Прошлой ночью она уяснила, что стены, кажущиеся нерушимыми, могут быть уничтожены в секунду. Что любые истины выписаны на деревянной доске мелом, а не выгравированы на камне. И что первый взгляд не всегда бывает обманчив.

Вот только как теперь вернуться к прежней жизни? Как забыть мгновения волшебства и перечеркнуть прошлое, если между ними установилась прочная связь? Непреодолимая сила, что влечёт их друг к другу, подобна мощному дереву. Раскидистые ветви его с каждой секундой тянутся всё выше в небо, а корни прорастают всё глубже в почву, ища живительный источник влаги.

Но небесам и земле не дано соприкоснуться. Разве что, в воображении, на иллюзорной линии горизонта. Вот и всё.

Она осознаёт неизбежность разлуки. Душа дробится на части, подобно грозовому облаку, что растянулось над городом. Раны источают смрадную кровь, поднимая в сердце бурю негодования. Но она по-прежнему стоит напротив с безмятежным лицом, испепеляя его строгим взглядом. Даже если дурная кровь будет хлестать фонтаном, она будет повторять, что ей не больно. Он никогда не должен узнать о том, как она слаба на самом деле.