— Я хочу с ним поговорить — сказал я надсмотрщику, и тот удивленно поднял брови:

— Со Стратоном?! Господин, ты рискуешь. Он неуправляемый, полубезумный. И терять ему теперь нечего. Все равно скоро подыхать! Дело, конечно, твое, как я могу тебе запретить? Но если с тобой что-то случится — я не виноват.

— Ты не виноват — ответил я холодно и зашагал к гребцу, который теперь почти что висел на весле рядом со своими двумя соратниками — он еле шевелился. Их было по три человека на весло — один отдыхал, двое других гребли. Потом они менялись. Отдыхающий спал прямо на полу, среди нечистот и ползающих по ним мух. Время от времени по рядам проходил специальный уборщик — тоже из числа рабов-заключенных, и специальной лопаткой-скребком чистил полы, собирая дерьмо в деревянное ведерко. Из этого же ведерка он потом окатывал полы, смывая остатки дерьма и мочи в специальные отверстия (палуба была сделана чуть под наклоном к борту, видимо как раз для этой цели). Спящие даже не просыпались, когда рядом стучал скребок или прокатывалась волна забортной воды из поганого ведерка. Привычка. Люди ко всему привыкают. Годами жили даже в фашистских лагерях смерти.

Я остановился возле весла, которым ворочали Стратон и его напарник, сидящий у борта, и негромко, так, чтобы слышало как можно меньше народа — спросил:

— Почему ты не убежал, когда убил стражников? Почему сдался?

Стратон кашлянул, и я увидел на его губах кровь. Голубые глаза из-под кустистых бровей посмотрели на меня пристально, будто просвечивали рентгеном. Потом он усмехнулся в длинную спутанную бороду (явственно послышался смешок), и ответил, задыхаясь и явно натужно пытаясь ворочать весло:

— Да зачем тебе это надо, господин? Неужели на самом деле интересует судьба умирающего узника?

— Интересует — кивнул я, и поморщился от вони, которая шла от пола и от гребцов. Смесь запаха пота, мочи, дерьма — тут и хороший одеколон не поможет. Такую вонь ничем не перебить!

— Так почему ты не убежал? — повторил я

— А куда? — серьезно и мрачно ответил Стратон — Жизнь кончилась. Я любил эту женщину. Всем своим сердцем любил. Сам себя кончить не могу — так я испорчу свою карму, и в следующем перерождении рожусь каким-нибудь монстром. Я должен ответить за свое преступление! Стражники ни причем. Она — заслужила. Наверное. Они — нет. Теперь я отбываю свое наказание. За убиенных мной парней.

— Болван! — яростно выдохнул сосед по веслу — Тупой религиозный болван! Бежать надо было! Бежать! И деньги были, и возможность была — ищи-свищи потом! Пиратом можно было стать! Купчишек щипать! Или просто уехать в Союз, и начать жизнь с начала! А этот болван вон что учудил! О Создатель, почему ты даешь возможности идиотам, а не умным людям!

— А ты за что сюда попал? — заинтересовался я.

— Людей он убивал. Грабил, и убивал — бесстрастно сказал Стратон — Пиратом был. Людей на корм пираньям бросал. А потом их зажали имперские галеры береговой охраны, и всех, кто выжил, приковали к веслам. Вот и сидит теперь здесь, как и я.

— Сижу! Но я хоть пожил! — сплюнул под ноги пират — Я баб перетрахал больше, чем ты видел! Я пил не просыхая, я дрался до смерти и побеждал! А ты что видел?! Пыльный тракт?! Сраные трактиры с клоповными комнатами? Лошадиный навоз? И как венец всему — женушку раком, которую дрючат три стражника! А она им подмахивает! Нравится ей, ага!

Удар! Говоривший обвис на весле, брошенное весло ударилось о соседнее, сбивая с ритма, то зацепило третье…и вот вся левая сторона превратилось в хаос — весла бились друг о друга, тормозили корабль, и он стал все замедляясь описывать полукруг, теряя ход и превращаясь в обычный плавающий кусок дерева.

* * *

— Готов? — капитан, усатый мужчина лет пятидесяти от роду поднял руку, готовясь подать команду. И вдруг я, сам того не ожидая от себя, остановил его:

— Капитан, подожди!

Капитан уставился на меня, будто увидел впервые, только что, и нахмурился, сведя брови:

— Господин, что ты хочешь?

— Двадцать серебряных — за него! — я указал на обнаженного мужчину, привязанного к мачте — Ему все равно умирать, а так ты получишь двадцать серебряков. Соглашайся!

— Зачем? — капитан пожал плечами, хмыкнул — Хмм…вообще-то я не должен отпускать его до того момента, как он умрет.

— Так он умер. И ты опустил его в океан. И на то есть акт, который составишь ты, и твои помощники. Двадцать серебряников. Соглашайся!

— Брат, зачем он тебе? Он же сдохнет! — усмехнулся Первый, вернее уже Глава, который стоял рядом со мной. Я даже не заметил, как он тут оказался, настолько тихо шагал мой брат. Умеет!

— Все мы сдохнем — усмехнулся я, и когда глаза брата расширились со смехом добавил — Но не сейчас! Когда-нибудь! Я попробую на нем мои снадобья, что взял в дорогу. На ком мне еще пробовать? Не на братьях же? Вдруг отравлю!

— Не на братьях, точно! — улыбнулся Глава — Ладно, будь по-твоему. Капитан, двадцать серебряных за эту дохлую скотину.

— Как скажет Глава! — пожал плечами капитан — Только он умер, имейте в виду. Никаких документов на него вам не дам. Хотите бесполезно потратить деньги — это как раз тот случай. Развлекайтесь, господин Глава.

— Отведите раба в мою каюту — приказал я, и под недоуменными взглядами офицеров команды и насмешливым моего брата отправился по направлению к своему временному жилищу. Предстояло как следует поработать…

Скарле очень не понравилось известие, что я стал обладателем самого настоящего каторжника, да еще и с бунтовскими наклонностями. Первое, что она сказала — прирежет его ночью, чтобы он не портил воздух в каюте. После моего строгого запрета, пробормотала что-то на одном из степных наречий, которого я не знал, и взгляд, который старух бросила на меня не был доброжелательным и любящим. И неизвестные мне слова были очень похожи на грязные ругательства. Спрашивать их значение я не стал.

Когда привели пленника, я даже поморщился — прежде чем забить его до смерти у корабельной мачты, мужика сильно помяли — спина в крови, исхлестана до мяса, лицо разбито, на ногах и ягодицах красные полосы «ожогов» в засохшей крови. Избили еще на скамье, и уже потом приговорили к смерти.

Но смотрел мужчина ясно, с вызовом, и в глазах светился разум. Он не спятил за пять лет сидения на скамье гребцов. Возможно, в этом ему помогала сильная вера в богов, в Создателя? Очень даже вероятно. Люди ради Веры и не такое выносили.

Матросы ввели его в каюту и оставили у порога, закрыв за собой дверь. Мужчина осмотрелся по сторонам, вздохнул, и бессильно опустился на пол. Видимо его сил хватило только на то, чтобы дойти сюда, до каюты. Но он был все еще в сознании. Крепкий мужик, точно.

— Стратон, ты меня слышишь? Понимаешь? — спросил я раба, следящего за мной с пола. Он сидел в «позе лотоса», поджав под себя ноги.

— Слышу. Понимаю — прогудел своим густым баритоном мужчина, и я вдруг отметил, насколько он огромный — даже сейчас, когда в теле ни жиринки, ни грамма лишнего веса — он казался квадратным, и сидя был ростом наверное с мою Альдину. Гигант, да и только. Странно, но на скамье он таким большим не выглядел. Можно в сравнении с огромным веслом?