— Да, — сказал я. — Плохо, что ты ошиблась. Я думаю, я бы свернул свою палатку и тихо, незаметно ускользнул, если бы не Дана. Другие, которых ты убила, были ничего не стоящими людишками. Но Дана не была. Я не могу позволить, чтобы тебе сошло с рук убийство Даны.

Она содрогнулась:

— Ты ничего не можешь поделать с этим.

— Что ж, есть две вещи, которые я могу сделать: совершить правосудие самостоятельно или пойти в полицию. Я не чувствую ни малейшего желания сворачивать твою милую белую шею. Это спасло бы тебя от многих осложнений, но я должен буду жить со своей совестью, а моей совести не понравится, если я сделаю подобную вещь. Так что придется прибегнуть к помощи полиции. Это значит, что я, возможно, получу несколько лет как соучастник, но с этим ничего нельзя поделать.

— Серфу это не понравится, — напомнила она, хмурясь.

— Это верно, но до настоящего момента все шло, как он хотел. Ему придется смириться с этим. Ты не против того, чтобы набросить на себя что-нибудь из одежды до того, как я позвоню Брендону? Он, наверное, отвезет тебя в участок в том, что на тебе есть, так что тебе будет лучше одеться.

— Ты не шутишь? — спросила она, поднимая брови.

— Не в этот раз, детка. Я бросил шутить. У тебя не так много причин для беспокойства. С твоей внешностью, ты получишь только пятнадцать лет.

— Если так, — она пожала своими красивыми плечами, — тогда мне действительно лучше переодеться. — Она подняла свою кофейную чашку. — Можно мне немножко виски? Ты можешь не поверить, но я чувствую себя немножко нехорошо.

Я не спускал с нее глаз.

— Налей себе сама, — произнес я.

И тут она бросила в меня чашкой. Я почти ожидал такого поворота событий, но она двигалась чуточку быстрее, чем, по моему мнению, вообще может двигаться человек. К тому времени, как я протер глаза от кофе, у нее в руках оказался пистолет.

— Я сам напросился на это, — сказал я так спокойно, как мог. — Я должен был помнить, что ты когда-то зарабатывала этим на жизнь.

— Да, — согласилась она, и ее глаза сверкнули и стали похожи на изумруды. — Заходи туда и не пробуй шутить. Я такой же хороший стрелок, каким был Тейлер, и я не могу не попасть в тебя, даже если попытаюсь.

Я попятился в ее спальню.

— Вон туда, к стене! Лицом к стене! — приказала она. — Шаг в сторону, и получишь пулю. Я собираюсь переодеться.

Она выбрала неверное место — поблизости стоял туалетный столик, и я мог видеть ее в зеркале. Но это не особо помогало мне. Я находился примерно в шести ярдах от нее, и между нами была кровать. Она уже убрала четверых человек; одним больше — это уже роли не сыграет.

— Картина стала немного угрюмой, — сказал я, просто чтобы сказать хоть что-нибудь. — Обычно детектив всегда получает свою девушку. Если ты застрелишь меня, то у рассказа будет аморальный конец.

Она засмеялась:

— Я люблю аморальные рассказы. Ты оставил свою машину снаружи?

— Конечно. Мне дать тебе ключ от замка зажигания?

Она сидела на стуле и натягивала чулки. Пистолет лежал на уступе у окна в пределах легкой досягаемости. Если бы не кровать, я бы попробовал, но кровать все значительно усложняла.

— Я надену это позднее, — произнесла она. — Не двигайся.

Она встала и начала рыться в ящиках гардероба. Теперь она держала пистолет в одной руке.

— Куда ты думаешь поехать? — спросил я ее.

— В Нью-Йорк. Благодаря тебе полиция никогда даже не заподозрит меня. Я надеюсь начать все заново в Нью-Йорке. Девушке с моей внешностью это не так уж сложно.

— Да уж.

Я осознал, что начал потеть. Может быть, становилось теплее или же я почувствовал страх.

Она нашла зеленое шелковое платье, шагнула в него и потянула вверх на бедра под ночную рубашку. Время для действий будет, когда она станет снимать рубашку через голову. Я взял себя в руки и напряг мускулы. Она не потянула ночную рубашку через голову, а позволила ей соскользнуть с плеч и вышла из нее. Это было самоубийством, но все же это было лучше, чем просто так дать себя застрелить.

Когда она стояла на одной ноге, выходя из ночной рубашки, я резко развернулся и бросился через кровать на нее. Мое сердце ушло в пятки, испуганное лицо застыло.

Она, не моргнув глазом, стояла абсолютно спокойно — прелестная, маленькая, полуобнаженная фигурка. Ее аккуратно подведенные губы искривились в улыбке. Дуло 45-го калибра казалось большим, как верх высокой пивной кружки, и оно неумолимо перемещалось, чтобы накрыть меня. Я увидел, как побелел палец на спусковом крючке. Я отчаянно рванулся к ней, протянув руки, но я был во многих и многих милях от нее и опоздал на многие и многие часы. Раздался грохот, вспышка опалила мое лицо. Первая пуля пролетела мимо меня, вторая и третья — тоже. К тому времени я сумел-таки добраться до нее и выбить оружие из ее рук. Затем я встал как вкопанный. Она лежала на полу, на ее лице застыло выражение ужаса, ее глаза были широко открыты, рот искривлен, грудь разворочена. Из отверстия в центре ее грудной клетки, достаточно большого, чтобы мог пройти бейсбольный мяч, хлестала кровь. Я стоял, тупо глядя на нее и ничего не понимая. Ее глаза закатились и застыли, рука тяжело шлепнулась на пол.

Я медленно наклонился, чтобы рассмотреть оружие, лежавшее рядом с ней. Из «оптического прибора», завиваясь, выползала струйка дыма. И тут я понял, что это значит: последняя, маленькая шутка Тейлера. Его подарок мне.

Я шарахнулся от лужи крови, которая расплывалась на сложном узоре ковра. Слышимость между квартирами здесь была почти нулевая, так что маловероятно, что кто-то слышал выстрелы, но я не мог рисковать. Я прошел в гостиную, поднял свою чашку, блюдце, пустую бутылку виски, шляпу. Забрал пару моих окурков. Огляделся, пытаясь вспомнить, не прикасался ли я к чему-либо. Я протер поверхность стола своим носовым платком, чтобы просто подстраховаться. Затем выключил свет, открыл створчатую дверь и посмотрел на занимавшийся рассвет. Никого не было видно. Непрерывно шел дождь.

Я побежал к своей машине.