Подобные бытовые разговоры и официальная пропаганда от имени науки давали свои плоды. В лечебных учреждениях процветало вредительство. Больных не лечили или плохо лечили, им вкалывали не то и не так, их морили голодом, унижали, обходили стороной, бросали на произвол судьбы. Стоит ли продолжать этот печальный перечень?

Вот лишь один пример из тысяч. В Заас-Бельзеке доктор Эгберт Дахсон решил донести официальную пропаганду до своих богатых пациентов. Более продвинутым он разослал памфлеты, и те, ознакомившись с ними, приостановили финансовую поддержку туберкулезного санатория. Пациентов попроще он конфиденциально вразумил прямо в кабинете. Жители деревни, расположенной неподалеку от санатория в Заас-Бельзеке, вооружившись вилами и револьвером времен первой мировой войны, решили своими силами разобраться с рассадником заразы. Семерых швейцарских детей, американского бизнесмена, немецкого архитектора, а также жену и дочь австрийского экономиста – все еврейского происхождения – вытащили из кроватей, вынесли в сад и побросали в снег. Истории болезни уничтожили, шкафчики больных прочесали, их одежду забрали, из чемоданов взяли все самое ценное. Крестьяне уже собирались уходить, когда жена почтальона вдруг заявила, что все это добро заражено туберкулезными бациллами. Часть золотых безделиц бросили на ступеньках, где их вскоре припорошило снегом. Привратник Михаэль Игнатиссон смахнул украшения в кастрюлю и принес домой своей замужней дочери, которая перед большим зеркалом в спальне надела на себя все сразу – три пары сережек, шесть обручальных колец, три ожерелья, брошь, булавку для галстука и две пары часов. В результате она оставила себе одну брошь и то лишь после того, как по совету мачехи два часа продержала ее в кипящей воде с отбеливателем. Остальные предметы она обменяла на кое-какую мебель, сеанс массажа и пару ортопедических ботинок, изготовленных в Колумбии. Главная часть унесенных из санатория золотых украшений отправилась в Мюнхен, а затем в Вену, где их переплавили в слиток, а тот, в свою очередь, попал в Баден-Баден и вскоре прямиком в руки Харпша, который так и не довез его до Больцано, города несуществующих спагетти. Когда-то Баден-Баден имел репутацию бальнеологического курорта, где евреи и неевреи принимали лечебные ванны и отлеживались днем в постели в надежде избавиться от губительной туберкулезной бациллы, которая цепляется к человеку вне зависимости от его религиозных, общественных и моральных убеждений.

Это история о золотом слитке, который лейтенант Густав Харпш обменял на беспрепятственный проезд через Сенсадорфский тоннель.

Двадцать третьего августа 1941 года, у здания железнодорожной станции Вентимилья, в промежутке между римским экспрессом на Рим в 15.15 и пассажирским поездом на Венецию в 15.37, молодых любовников заставили раздеться догола. Стоял жаркий летний день, на небе ни облачка, и только над холмами стелилась дымка. Из громкоговорителей доносилась ария из идущей в Турине популярной итальянской оперы в исполнении певца-виртуоза. На платформе под ярким солнцем, отбрасывая тень на бетонку, одиноко стоял граммофон, на котором крутилась пластинка. Восемнадцатилетний парень снимал все с себя и резко швырял в открытый чемодан, а вот его семнадцатилетняя подружка аккуратно сложила одежду, положив под самый низ, для пущей сохранности, блузку с золотой брошью, подаренной ей матерью.

Начальник станции порылся в ее вещах, понюхал нижнее белье. Он отколол брошь с синей блузки, чтобы позже подарить своей жене.

За всем этим наблюдали карабинеры, и двое немцев в штатском со свастикой на рукавах, и пара носильщиков. Из сигнальной будки за происходящим посматривали дети. Было также двое зевак: в соседнем доме, у раскрытого окна, мужчина в пижамной куртке и голубых трусах причесывал волосы, а у него за спиной женщина неглиже застегивала на себе лифчик. Это были муж и жена, одевавшиеся после сиесты. А еще в дверях магазина стояла пожилая женщина и тоже следила за развитием необычной сцены.

На крышках чемоданов влюбленной парочки было мелом написано: «Евреи смутьяны». Думали ли они, раздеваясь, что всего через несколько минут их уже не будет в живых? Их обвинят в инцесте. Но они не были братом и сестрой. Двенадцать лет они прожили в одном доме и вместе ходили в один детский сад. Разве это означает инцест? И при чем тут смутьяны? Или их любовь вносила смуту в некоторые сердца? В эту наглую ложь, кажется, не верили сами экзекуторы. Единственным преступлением этой пары была их еврейская кровь.

После того как молодые люди разделись и их одежду упаковали, немецкий служащий связал чемоданы веревкой. Влюбленных отвели за угол. Раздались два выстрела. Из-под граммофона вытекла струйка крови. Ее смыли водой из канистры. Итальянский охранник надругался над мертвой девушкой, лежавшей на мертвом возлюбленном. Человек продолжал поливать из канистры горячую бетонку, выписывая на ней «восьмерки».

Жена начальника станции потеряла брошь во время возникшей после взрыва на площади Сан-Лоренцо сумятицы. Патрульный солдат нашел эту брошь среди обломков, а командир конфисковал. В сейфе, вместе с другими ценностями, ее отправили в Геную. Оттуда она попала в Баден-Баден, потом оказалась частью золотого слитка HGT V42, а тот уже совершил неудачное путешествие в Больцано вместе с лейтенантом Харпшем, задумавшим вызволить свою дочь из швейцарского плена.

Как-то прошел незамеченным тот факт, что все прямые участники инцидента на станции Вентимилья, равно как и ее невольные свидетели, в течение шести месяцев ушли из жизни при драматических обстоятельствах. Начальника станции раздавило между двумя вагонами. Его жена умерла от легочной болезни, развившейся после взрыва на площади Сан-Лоренцо. Из двух носильщиков один погиб в аварии, а второй по пьянке утонул в бочке с дождевой водой. Одного гестаповца отравила негашеной известью дочь за то, что тот не разрешал ей спать с ее дружком. Другого убили во время сражения в Мессинском проливе. Мужчина в небесно-голубых трусах умер от приступа астмы в тоннеле, а его жену скосил рак груди. Пожилая женщина умерла в собственной постели от развившегося бронхита. Одного из двух мальчишек, забравшихся в сигнальную будку, сбил вырвавшийся на свободу бык; три года он пролежал в коме, прежде чем его отключили от системы жизнеобеспечения. Другой был послан за продуктами и пропал; через шесть недель его тело нашли в мусоровозе. Беда не миновала даже оперного певца – он попал в авиакатастрофу.

Возможно, никто не обратил внимания на все эти странные совпадения просто потому, что евреи для них не существовали. И уж тем более никому не могло прийти в голову, что из-за какой-то влюбленной парочки может случиться настоящий обвал смертей. К ним следует добавить Харпша.

Это история о золотом слитке, который Харпш обменял на новую автомобильную покрышку в Беллацоне безлунной ночью, когда на горных склонах близ Локарно горели пожары.

Опасаясь обесценивания бумажных денег, что привело его отца к финансовому краху во время Великой депрессии, Генрих Ассенберг решил покупать золото. И носить. Все началось с обручального кольца. Генрих женился на медсестре Юлии Фоккеринг. Незадолго до свадьбы они приобрели друг для друга два золотых кольца на ярмарке-распродаже в Кёльне. Юлия зарабатывала больше Генриха, поэтому кольцо, купленное ею, стоило подороже.